в нашей стране. А мы ведь хотим счастья и процветания родины, не так ли, милое дитя?
– Король положил на алтарь процветания Франции всю свою жизнь, – тараторила она. – И мы всегда должны быть готовы сделать то же самое, если понадобится. Сейчас пришло и твоё время послужить на пользу стране, и от тебя требуется самая малость – отдать королю частичку своего внимания и своё тело.
Ты обязана понимать свою ответственность перед родиной, ты должна поступиться своими моральными принципами, вложенными в тебя с детства, ради здоровья короля. И ты сделаешь это, пожертвуешь – нет, не жизнью, конечно, – с улыбкой успокоила дю Барри. – Ты подаришь королю своё прекрасное тело и много-много приятных моментов. А после того, как он насытится тобой, насладится твоей невинностью, ты будешь доставлена домой с почестями и многочисленными подарками, в моей личной карете. Согласна ли ты послужить королю, душечка? – внимательно глядя на Элис, спросила графиня.
Элис слушала дю Барри, и её глаза наполнялись болью и отчаянием, она осознала ужас того, что от неё хотят. Представив себя в постели со старым мужчиной, пусть и королём, она, не сдерживаясь, горько разрыдалась. Крупные слёзы капали на чёрное платье, нежные губы дрожали, ей было невыносимо горько от постигшей её участи, отчаяние охватило чистую душу. Упав на колени и молитвенно сложив на груди руки, жалобно всхлипывая, она обратилась к дю Барри:
– Госпожа, умоляю вас, пожалейте меня, бедную! Не смогу я. Не губите, прошу вас! Что угодно готова делать, днями и ночами работать буду, но не порочьте мою душу, не позвольте осквернить моё тело. Я не выдержу, мне страшно. Я хочу умереть! – не сдерживая нахлынувшие рыдания, выдавливала Элис из себя слова.
Дю Барри смотрела на несчастную безо всякого сожаления, она давно избавилась от чувства сострадания, некогда способного помешать её движению на самый верх. Графиня в данный момент понимала лишь, что девушку необходимо сломать, необходимо сделать полностью послушной, полностью подконтрольной. Она должна согласиться стать сексуальной игрушкой для её любимого Людовика. Иначе, если жертва в присутствии Бурбона поведёт себя не так, как было задумано, непредсказуемо, это вызовет гнев короля, и пострадает в первую очередь сама дю Барри, именно её положение может пошатнуться. А этого она никак не могла допустить.
Времени на обработку сознания девушки у неё было мало, и фаворитка решилась на жёсткий метод. Дю Барри встала и, возвышаясь над хрупкой фигурой бившейся в истерике Элис, коротко промолвила:
– Продолжим разговор утром, – а затем быстрым шагом покинула комнату.
На минуту Элис осталась одна. Но открылась дверь, и вошли двое грозного вида мужчин. Подойдя к измученной слезами девушке, ни слова не говоря, они со знанием дела ловко сняли с несчастной красивое платье и, подхватив её под руки, совершенно голую, куда-то потащили.
Элис, подобно овечке, отданной на заклание, безропотно переступая ногами, следовала, ведомая грубой силой. Сознание её было мутным, не способным адекватно воспринимать происходящее.