тебе свою улыбку,
похожую на саркофаг.
Нас ждут саратовские Липки,
в которых бьются чех и даг.
Наносят раны и увечья,
целуя финками тела.
Над нами облако овечье,
деревья и колокола.
Мы прогуляемся под ними
и выйдем на одну из трасс,
шагая к цели или мимо,
пока дожди не смоют нас.
Не принесут покой и волю,
согласно пушкинским стихам.
Сорвав афишу Павла Воли,
уйдет по Волжской некий хам.
Подобно сотням фейерверков
украсит небо Ким Чен Ын.
Мы по пути заглянем в церковь,
подав просящему алтын.
Поставим свечи, словно ружья,
и скажем пламени: гори
за всякий храм, где бог снаружи,
а антипод его внутри.
* * *
Суббота, девятнадцатое мая.
Почти что ничего не понимая,
я еду на трамвае на Сенной.
Венера и Юпитер надо мной,
божественно и дьявольски пылая.
Мы движемся, как по полю Селайя.
За нами остается акведук.
В Мали израильтянин Ким Ки Дук
снимает От заката до рассвета,
где Бутч садится на ракету Зеда
и мчится в Вашингтон или Нью-Йорк.
В моей душе отрада и восторг.
Я слушаю невыключенный плеер,
а женщина, вытаскивая веер,
спасает свое тело от жары.
Летают пчелы, мухи, комары.
Последних недостаточно и мало.
Пока в театре имени Камала
играют пьесу Горького На дне,
американцы пишут о войне,
которая является последней.
Согласно их газетам, ставшим Этной,
когда спускался с Арарата Ной,
внезапно оборвался фильм Связной:
с тех пор в горах Кавказа каждый год
лавина гибнет, а Бодров живет.
* * *
В немом кино снимается Бальзак,
играя человека и машину.
Узрев над переносицей морщину,
он скручивает пальцами косяк,
предав его величие огню,
вдыхая ганджубас неторопливо.
– Здесь ранее склонялась долу ива, -
он говорит ее остатку – пню
и едет в Брюгге, а точнее в Гент,
читая по пути Роберто Зукко.
– Ты горе, наказание, разлука, -
он городу бросает комплимент,
а также улыбается ментам,
ступая понарошку на планету
и сообщая местному поэту,
что рифма к слову Сталин – Мандельштам.
* * *
Азербайджанцы едут в Садахло,
в далекое и близкое село,
навстречу деревенскому концерту.
Один из них в ладони держит верту,
другой из носа выпускает дым.
Я тоже был когда-то молодым,
крутя в другую сторону планету.
Писал, подобно Тютчеву и Фету,
пропитанные юностью стихи.
– Мне хочется попробовать ухи,
с которою я выпил бы киршвассер, -
бросает выходя