пологом
Облака,
Дальше Вселенная –
Кромешно
Розовая,
И в розовой лени
Он –
Кто?! –
И я…
Но где мятущаяся душа моя?..
Розовой глиной завален ссохшийся трупик –
Наверно, растительный образ жизни ей не был показан…
В любви
должно быть что-то вокзальное –
Расстояния,
Нависшая пасть репродуктора
с полувыплюнутой угрозой
Расставания,
Суматошная смена станций назначения,
Будоражащее непостоянство дверей,
Действительность, обращенная в бред
Бессонных ночей
Кривыми зеркалами,
Жестких скамей неудобство…
Принимайте
счастье
в малых дозах?
Или?..
Белыми флагами розовые простыни
К стоптанному
Черному небу
с облупившейся розовой краской
воздеты…
Перепутал рецепты кто-то…
Счастье мое неопознанное,
Где ты?
На улице
Улица в пятнышках солнечных, весёленькая, как шалость.
На улице.
газончики – премиленькие,
аккуратненькие прямоугольнички, подстриженные почти налысо, до уровня самой низенькой –
чтоб, не дай бог, ничего не торчало –
былиночки,
и посему –
не иначе – обретшие законченность.
Само совершенство –
ухоженные, стандартные, равновеликие, безликие равно.
При этом предательски
похожие
на вирши иных поэтов.
Ночь
Простуженная ночь,
дыша на пальцы посиневшие,
склонилась
над телами окоченевших звезд.
Луны немилость – к теплой коже неба примерз холодный свет – сменила равнодушье снегопада.
Как молния,
потемневшая от старости,
сухая ветвь
перечеркнула свет и сумрак.
Бездумно скольжу по льду твоего взгляда.
Ветер свистит в ушах.
Захватывает дух в предчувствии паденья…
Удар!
…Предостережению не вняв, восславим неудачников – и по второму кругу…
И я, смеясь от боли, тру скрипящим снегом синяк, пиявкой жирной вспухший на ушибленном колене…
В ослеплении азарта
с разбегу налетела на острый угол твоей души,
грубо вырубленной
из скального базальта.
Эскиз в апельсиновых тонах
Апельсины?
Признаю лишь марокканские,
Пламенеющие вроде
Солнца в закат…
Будто?
Из-за серого дома
Лениво выкатилось
Малокровное солнце –
Желтоликий
Кривобокий уродец,
Зябко кутающийся в затасканные
Облака…
Не люблю севера,
где тихое, робкое
Солнце
словно