бо заметно раскачать двухсотметровый корабль водоизмещением двадцать две тысячи тонн.
Следом за крейсером шли эсминец «Стремительный» и ракетный фрегат «Непобедимый». Они строго соблюдали дистанцию и порядок движения в строю, в немалой степени этому способствовал президентский штандарт, развевающийся под российским флагом на мачте «Ивана Грозного» и создающий особую атмосферу на этих испытаниях.
Глава государства находился на ходовом мостике с небольшой свитой приближенных лиц и, держа в руке мощный бинокль, неотрывно смотрел вперед, туда, где в толще воды маневрировала АПЛ[1] «Москва». Президент отказался от предусмотрительно приготовленной морской формы и переоделся в кроссовки, джинсы, легкий свитер и спортивную курточку с капюшоном и надписью «Россия» на спине. Так было удобней перенести трехчасовой переход с базы до места запуска.
Но спортивно-демократичный вид Первого Лица не снижал уровня ответственности, не разряжал напряженной атмосферы и не расслаблял ни грузного Министра обороны Севрюгина в гражданском костюме с галстуком, ни сверкающего золотыми погонами и шевронами командующего флотом контр-адмирала Колесникова, ни командира крейсера Веренеева в парадном мундире каперанга с болтающимся на левом бедре кортиком, который сотрудники ФСО[2] пытались отобрать и оставили только по прямому указанию Хозяина.
Чуть в стороне переминаются с ноги на ногу штатские. Коротенький здоровяк с толстыми икрами, которые натягивают узкие брючины так, что их приходится периодически одергивать, – Царьков, директор ВНИИ ВМФ «Точмаш», генеральный подрядчик по проекту «Морская молния». Точмашевцы до этого никогда сами не переделывали обычную МБР[3] на морское базирование, это их первый опыт, а какими бывают «первые блины» всем хорошо известно. Поэтому к работе привлекли НПО «Циклон», его главный конструктор Гуляев – высокий худощавый человек с усталым лицом и седыми висками – стоит рядом с Царьковым. Семь месяцев длилась доработка, два месяца ушло на стендовые испытания, причем все это время Минобороны торопил, прессовал нещадно, чтобы вбиться в какие-то свои графики и отчитаться перед Хозяином. Теперь оба настороженно ждут, разделенные тонкой, не видимой глазу, но ощущаемой душами стеночкой взаимного недоверия: если, не дай Бог, произойдет какой-то сбой, то, ясное дело, начнут валить один на другого…
На мостике царила полная тишина, иногда дежурные офицеры или вестовые докладывали обстановку на ухо командиру, Веренеев передавал информацию Колесникову, тот пересказывал Севрюгину, а Министр с видом компетентного знатока сообщал новости Президенту. Чувствовал он себя неуверенно и напряженно, как человек, взявший на себя смелость перевода с незнакомого языка. Одно дело – переводить подчиненным – для них он признанный полиглот, а совсем другое – в присутствии начальника… Компенсируя унизительность своего положения, он злился на Президента: почему тот вместо официального строгого костюма напялил легкомысленные джинсы?!
Свободней всех чувствовал себя рулевой – старшина второй статьи Галушко, которому оставалось до дембеля всего ничего, и изменить этот замечательный факт не мог никто из стоящих за спиной командиров. И никто из них не мог отменить ужин с присланным родителями салом и спижженным из регламентного запаса спиртом.
– Десять минут до старта, господин Президент! – в очередной раз блеснул знанием обстановки министр. – Лодка вышла на глубину запуска…
Царьков и Гуляев переглянулись, сдерживая улыбки. В ракетных и космических войсках разделяют термины «запуск» и «пуск». Первый относится к космическим аппаратам, которые «запускают на орбиту» и оставляют там для выполнения целевой задачи. Но боевую ракету «пускают» в цель, после чего она прекращает свое существование. Профессионалы знают эти отличия и никогда не перепутают слова…
– А какая это глубина? – поинтересовался Глава государства, поднося бинокль к бесстрастному лицу.
Министр беспомощно обернулся. Он не только выглядел как штатский – он и был штатским.
– Тридцать метров, – негромко сказал Веренеев.
– Тридцать метров, – солидно продублировал Севрюгин.
Очевидно, этот диалог включил проигрыватель в голове рулевого.
«На что нам дети, на что нам фермы: земные радости не про нас, все, чем на свете живем теперь мы, – немного воздуха и приказ…» – замурлыкал про себя Галушко. У него было прекрасное настроение, и всякие мелочи, вроде каких-то испытаний не могли его испортить.
– Что ж, подождем десять минут, – кивнул Президент, опуская бинокль. – Хотя сейчас они тянутся как часы…
Все молчали.
– Так ведь? – спросил Президент.
– Так точно! – вырвалось у Веренеева, и он тут же осекся, поняв, что нарушил субординацию. Но начальники не возражали. Наоборот, Севрюгин согласно кивнул головой.
– Включить