с любопытством взглянула на невысокого, худощавого шатена в короткой замшевой куртке и джинсах. В противоречие с его на первый взгляд невыразительной внешностью быстро вступал его низкий голос, чуть хищная манера держаться и очень яркие, отороченные густыми черными ресницами серые глаза, довольно неожиданные на типично славянском лице. Уверенным, но недемонстративным движением он показал мне свое удостоверение: вроде бы, все в нем соответствовало тому, что он озвучил по телефону. Впрочем, сам факт, что Швецов ждал меня в лобби, благополучно миновав наш бдительный пункт пропуска, свидетельствовал о том, что он является именно тем, за кого себя выдает.
– Мы можем присесть вон в том углу, на диванах, – неуверенно предложила я.
– Я бы предпочел прогуляться до моей машины, она стоит на парковке вашего здания.
Предчувствие катастрофы переросло в уверенность. Швецов двигался очень быстро, и, чтобы успевать за ним, мне периодически приходилось переходить на легкую рысь. Мы вышли на парковку, он нажал кнопку на ключе – и на электронный призыв отозвалась массивная серая машина. Он открыл для меня переднюю дверцу, и я неуклюже забралась внутрь, споткнувшись о порожек. Швецов быстро обошел машину, скользнул за руль, повернул ключ в замке зажигания. Пока Швецов устраивался на сидении и молча что-то включал и регулировал, я, не отрываясь, смотрела на его чуть островатый профиль.
– Два дня назад в Кунцевском парке было обнаружено тело Пашковской Дарьи Александровны. В тот день она звонила Вам дважды, и, в принципе, Ваш номер несколько раз отразился в «недавних звонках». Видимо, в последнее время вы с ней часто общались?
Ощущение пустоты в невесомой, как ореховая скорлупа, голове, до этого появлялось в моей жизни лишь однажды: когда Макс сказал, что нам «нужно расстаться». Теперь оно настигло меня вновь, оглушив и лишив способности реагировать на внешний мир. А затем в пустую голову хлынула волна ужаса, заставившая съежиться на сидении, вцепившись пальцами в собственные колени.
– Но это… это же невозможно!.. Она же…
Швецов лишь молча смотрел на меня ничего не выражающим взглядом.
– А как же ребенок?!
Это слово как будто надломило меня: неверие отступило на второй план, и осталась лишь тоска. Не будет рыжего (вопреки Дашиным объяснениям я всегда представляла его рыжим) круглощекого младенца, не будет усталой, но счастливой Даши, рассказывающей о его попытках есть, ползать, сидеть. Не будет детских фото в инстаграм, не будет нарядного торта с одной свечкой… Слезы хлынули у меня из глаз, и вместе с ними выплеснулись наружу эмоции, которые мозг не в силах был «переварить» без внешних проявлений.
– Я отвезу Вас домой, – раздался далекий голос. Машина тронулась, но ее перемещения я воспринимала лишь как мелькание световых полос, прорезающих салон и порой слепящих глаза. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем ко мне вернулась способность думать, но, видимо, довольно много. К тому моменту, как я стала реагировать на окружающий мир, за окнами уже разворачивались