Николай Любимов

Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1


Скачать книгу

помочь на приеме, в аптеке.

      И все-таки Гынга находила время вооружиться наушниками и послушать радио, попеть под гитару русские и украинские песни, и почитать, и сыграть Мерчуткину в чеховском «Юбилее», и устроить елку для детей сиделок и дворников. В молодости это была миловидная пухленькая живоглазка, веселым выражением лица и порывистостью движений похожая на Михаила Михайловича. И такая же она была незлобивая горячка и такая же выдумщица и шутница, как и он. Только отец мой год от году грустнел, а с Гынгиной жизнерадостностью ничего не могла поделать даже душевная ее недоля.

      В годы перемышльской молодости Дуня полюбила некоего Вячеслава. Оба не представляли себе, что их дороги когда-нибудь разойдутся. Скрепя сердце согласилась отдать Дуню за Вячеслава бабушка. Но у Вячеслава чесались руки поднять «на царя, на господ» дубинушку, и его сослали. Из ссылки он бежал в Москву. По дороге, переодетый, несколько часов тайно провел у Любимовых. В Москве товарищи раздобыли ему фальшивый паспорт. По этому паспорту он поступил на службу в издательство энциклопедического словаря «Гранат» и под носом у московского генерал-губернатора преблагополучно прожил до самой революции. В Москве он женился. Весть об этом дошла до Евдокии Михайловны.

      Летом 31-го года, на утренней заре, в новинскую квартиру Евдокии Михайловны раздался стук. Евдокия Михайловна, проснувшись, решила, что привезли больную и по ошибке стучат не в родильное отделение, а к ней. Отворила дверь. Перед ней стоял Вячеслав. Обоим было тогда за пятьдесят.

      Вячеслав прожил в Новинке неделю. Он уверял Евдокию Михайловну, что сам себе исковеркал жизнь. Не о такой революции мечтал он в юности; жена – чужой ему человек. Он долго терпел ради дочери – и вдруг почувствовал, что больше не может, и его потянуло к Дуне, которую он не переставал любить все годы разлуки.

      Старая любовь не ржавеет. Евдокия Михайловна и Вячеслав решили поселиться в Перемышле. Вячеслав сделал первый шаг: не выписавшись из Москвы, устроился на работу в правление перемышльского колхоза. Затем он должен был съездить в Москву и развестись.

      Сестры боялись за Дуню: на старости лет – и такая ломка! И стоит ли этот человек, чтобы из-за него ломать жизнь?..

      Кроткая Аничка ощетинилась, Вячеслава возненавидела.

      – Но ведь он, наверное, человек интересный по внутреннему содержанию? – допытывалась у нее моя мать.

      – Ах, Нелличка, ничего в нем интересного никогда не было! Хамлет! Ни красы, ни радости. Теперь хамством никого не удивишь, а когда мы молоды были, невежа казался оригиналом. Этот тип явился с новогодним визитом к жене председателя земской управы и развалился у нее на диване с ногами. Ах, как смело! Ах, как оригинально! Про него так тогда говорили, как будто он бомбу в губернатора бросил. Вот вам и вся его интересность.

      Слушая рассказ о фрондерстве Вячеслава, я впервые понял, что гончаровский Марк Волохов – вовсе не «карикатура» и не «клевета», как принято было о нем писать и думать в «левых» кругах, что это живой человек, списанный не умевшим лгать Гончаровым