коверкали мое имя так, чтобы оно вызывало смех в зале. До сих пор помню женщину с Дальнего Востока, заявившую в микрофон: «Какой-то казах хочет стать президентом России, а мы даже имени его выговорить не можем!» И люди ей хлопали. Можете представить, что я чувствовал, какое жестокое унижение испытывал, слыша подобное! Хотя, казалось бы, должен был выработать иммунитет, пройдя закалку издевками, перенесенными в детстве и юности.
С тех пор как наша семья уехала из Башкирии, мое имя многим не давало покоя… А на Кубань мы перебрались после того, как врачи посоветовали маме из-за проблем с сердцем сменить уральский климат на более мягкий, южный. Обосновались в Майкопе, где я и пошел в шестой класс.
Про родного отца практически ничего не знаю: родители расстались, когда я был пацаненком ясельного возраста. Видимо, что-то у отца с мамой не заладилось. Слышал, будто он искал нас, но тщетно: после замужества с Иннокентием Ивановичем мама сменила фамилию Тулеева на Власову. Дома хранились фотографии, на которых кто-то безжалостно вырезал ножницами мужчину, запечатленного рядом с мамой. Я подрос и догадался: наверное, это и был мой отец. Мать на все расспросы отвечала скупо и коротко: погиб. На самом деле Молдагазы Колдыбаевич Тулеев пережил войну, после Победы работал в правоохранительных органах Казахстана. Точную должность и звание не знаю, что-то по юридической части. Нам так и не довелось повидать друг друга. К сожалению ли? Все-таки да. Не отказался бы от встречи, если бы подвернулась оказия. Как ни крути, родная кровь.
Относительно недавно, уже в восьмидесятые годы, я отыскал могилу отца в Чимкенте, положил цветы на надгробие… Место помогли найти отцовские родственники: они сами объявились на горизонте, когда мое имя зазвучало в российской политике и родня узнала, кем я стал, до каких чинов дослужился.
Бывают моменты, горжусь, что не смалодушничал, не стал отказываться от имени, отрекаться от корней. Отыскал в философских трудах утверждение, что человек не вправе менять данное ему при рождении имя, даже если оно становится непосильной ношей, давит, словно тяжкий крест. Что мне в итоге принесла моя необъяснимая настойчивость? Пожалуй, ничего, кроме убежденности, что и эту трудность я сумел преодолеть. Кстати, когда умерла мама, долго размышлял, что писать на могильной плите. Хоть по паспорту она Мунира Файзовна, все ее знали как Марию Федоровну. Поразмыслив, снова сделал выбор в пользу имени, данного при рождении.
О выборе
Вот вроде и заботилась обо мне мама в детстве, кормила, одевала, а теплоты в отношениях не было. В иной семье достатка нет, живут бедно, копейки считают, а атмосфера добрая, душевная. Казалось бы, мама – самый близкий и родной человек, ближе некуда, а на людях она словно стеснялась меня, моей смуглолицести и узкоглазости. Помню, гости придут, я забьюсь куда-нибудь в угол подальше, а то и вовсе уйду из дома, лишь бы не попадаться на пути. Чувствовал неловкость, встречаясь взглядами с пришедшими, взрослые это тоже понимали,