свой семейный круг, приглашая поесть с ними и поговорить. Когда они со мной заговаривали, я отвечала, время от времени задавала вопросы, но редко сама заводила разговор. Я старалась быть такой же незаметной, как их собака. Часто я устраивалась у них в гостиной, тихо делала заметки. Иногда я вместе с женой поднималась наверх или спускалась вниз, провожала ребенка, когда он шел «помочь папе» ремонтировать машину, или смотрела телевизор вместе с остальными. Порой я выходила из своей роли, чтобы вместе с ними посмеяться над их шутками о том, как должна вести себя «образцовая» работающая пара. Или, возможно, шутки были хитроумной частью моей роли, помогавшей отвлечь их и заставить держаться более естественно. На протяжении двух-пяти лет я звонила или навещала эти пары, чтобы поддерживать контакт, даже когда перешла к изучению жизни других работающих пар – черных, мексиканцев, белых – из всех классов и слоев общества.
Я спрашивала, кто что выполнял из разнообразных домашних обязанностей и в каком объеме. Кто готовит еду? Пылесосит? Заправляет постели? Шьет? Поливает цветы? Посылает открытки на Новый год и Хануку? Кто моет машину? Ремонтирует бытовые приборы? Заполняет налоговые декларации? Наводит порядок во дворе? Я выясняла, кто берет на себя бо́льшую часть планирования по дому, кто замечает, например, что ребенку пора стричь ногти, кто больше озабочен тем, как выглядит дом, или переменами в настроении ребенка.
Женщины, которых я опрашивала, казалось, сильнее разрываются между работой и семьей, чем их мужья. Они дольше и с бо́льшим оживлением говорили о неутихающем конфликте между этими сферами. Как бы они ни были заняты, женщины чаще радовались идее дополнительного интервью. Они чувствовали, что вторая смена – это их проблема, и большинство мужей с ними соглашались. Когда я позвонила одному из них договориться об интервью, объяснив, что хочу расспросить его о том, как он справляется с работой и семьей, он добродушно ответил: «О, это будет очень интересно моей жене».
Именно женщина предложила мне метафору из заводской жизни – «вторая смена». Сама она никак не соглашалась с идеей, что домашние дела – это «рабочая смена». В семье для нее был смысл жизни, и она не хотела воспринимать ее как работу. Но как она выразилась: «На работе вы при исполнении. Приходите домой и тоже при исполнении. Затем снова идете на работу и снова при исполнении». После восьми часов на работе, где она приводила в порядок страховые иски, она приходила домой готовить рис на ужин, ухаживать за детьми и стирать. Хотя она была с этим не согласна, ее домашняя жизнь ощущалась как вторая смена. Такова была реальная история, и в этом и заключась проблема.
Мужчинам, делившим с женщинами работу по дому, казалось, так же не хватает времени, как и их женам, и они так же разрываются между требованиями карьеры и маленькими детьми, как показывают истории Майкла Шермана и Арта Уинфилда. Но большинство мужчин не участвовали в работе по дому. Одни отказывались категорически. Другие – неявно: