черную кровь. Он мгновенно снял с себя футболку, разорвал ее на ленты и перевязал рану.
– Со вторым рождением тебя!
– И тебя тоже!
– А меня, зачем поздравлять?
– А тебя в тюрьме могли бы сгноить, ты бы там не выдержал. Ты птица вольная.
– А ты откуда все это знаешь?
– Знаю, – и она хитро улыбнулась: – С этой минуты я словно прозрела, и многое стала видеть и понимать.
– А что ты еще знаешь?
– Она тебя тоже любит, только об этом еще не знает.
– Аннета? С чего ты взяла?
– У нее есть рыжий кот и его зовут, как тебя, Ямайка.
– Да, ну! – присвистнул юноша.
Глава 18. «– О, батюшка, куда вас понесло!»
Харитонов был крепко привязан широким ремнем к кровати. Он выл от безысходности, вспоминал свою жену и думал, что больше не увидит ее. Ему было очень жаль, что он так и не смог ей помочь. Крутя головой и воя по- звериному, с надрывом, он привлек внимание врачей, и вновь был обколот успокоительными. Очнувшись, он понял, что это будет происходить до бесконечности, и надо как – то выбираться из инфекционной больницы. Кричать и выражать эмоции он больше не стал. А на врачебном осмотре заявил, что чувствует себя гораздо лучше.
– Почему вы так в этом уверенны? – спросил его уставший, немолодой врач, в помятой белой шапочке, медицинском респираторе и в больших, запотевших очках. —Мы нашли в вашей крови много лейкоцитов, надо, батюшка еще раз провериться, и почки у вас шалят. И приступы истерики у вас еще вчера были сильные.
– Да как вы смеете! – Харитонов снова стал нервничать. – Вы ничего не знаете, ничего не понимаете! – Я ученый! Я сделал великое открытие! Эта болезнь – всего лишь атака другой цивилизации, не менее развитой, а может быть даже более сильной.
– О, батюшка, куда вас понесло! Нет! Вы у нас точно надолго! Назначьте все тоже самое, только увеличьте дозировки, – сказал он молодой медсестре, повернувшись к ней. – И привязывайте его покрепче, нам неприятности не нужны, мало ли что.
Напичканный успокоительными, «больной» снова уснул. Во сне он нервно вздрагивал и вскрикивал. Его звала к себе любимая, но он не успевал добежать до нее – она исчезала. И так длилось бесконечно, как навязчивая мелодия, от которой трудно избавиться, пока он не проснулся в холодном поту. На него странно и со страхом посматривали больные – соседи по палате. В отличие от него, они были «ходячими» и спокойно перемещались по палате и коридору. Привязанный Эдуард пролежал еще три дня. Он вымотался, затих и больше не произнес ни слова. Когда с него сняли ремни, он подошел к окну, открыл форточку и жадно вздохнул глоток свежего воздуха. Потом сел на свою кровать и стал обдумывать план побега: «На окне железные решетки, значит, остаются двери. И надо узнать, есть ли на крышу выход? Бежать лучше ночью. Простыни есть. Что еще? Охранник на воротах общего двора и колючая проволока на заборе – это минус. Надо что-то придумать» –