Тени не дрогнула, когда направляла страшную горошину в рот. Лицо его стало меняться – словно таяло внутри, сминаясь под кожей и превращая человеческий облик во что-то ужасное. И все тело – к которому рванулся с вполне очевидной попыткой помочь Зеленый искусник – тоже.
Ир Этринский успел, перехватил Постигающего за плечо, и отбросил его назад, уронив его телом на палубу еще пару искусников. А сам зашипел-закричал в пол голоса, но так, что услышали все вокруг; может, этот негромкий вопль даже сквозь паутину заклятий прорвался – столько в нем было энергии:
– Не сметь, не подходить! Это амулет с ядом Большой змеи Запретного Леса.
За спиной все замерло; лишь несколько шумных всплесков – у кого-то из моряков не выдержали нервы, и несколько человек спрыгнули в воду. И немудрено! Страх перед самым сильным, не поддающемуся лечению ядом этого мира был столь велик, что даже сам младший герцог решил – ему придется менять корабль.
Его обтекли две тени, двигающиеся настолько слаженно и стремительно, что невольно возникала мысль – эти двое Постигающих давно работают в паре.
– Ну, или специально тренировались для этой поездки, – решил герцог, не сходя с места – чтобы даже малейшая частица воздуха, стронутая его движением, не зацепилась за его одежду, или, что во сто раз страшнее, за открытой участок тела, – хотя разницы особой нет – результат будет один.
А искусники – Голубой воздушник, и Оранжевый огневик действовали с бесстрастными лицами, словно у них в запасе было еще по одной жизни. Всего несколько движений, и внутри высокого и незаметного глазу цилиндра, который своими обводами заключил в себя тело Тени, бушует пламя, от которого сам Глава инстинктивно отшатнулся, хотя самого жара и не почувствовал. Он так и замер, рядом с двумя Постигающими, и отмер только, когда цилиндр опустел, и воздушник махнул рукой, развеивая его. А сам Глава, для проверки, машинально зашвырнул на черное пятно, которое возникло на палубе, тело раба, который тоже пытался отползти подальше от этого яркого столба. Тот теперь заревел в полный голос, явно отбив себе конечности, на которые упал. И это было жутко, но никто не решился войти в этот черный круг и заткнуть ему рот. Но решение было – его озвучил уль Раззак.
– Я бы, на всякий случай, сжег и это тело тоже, – посоветовал он не очень решительно.
– Нет, – отрезал ир Этринский, – он нам еще пригодится.
«Нам», означало «мне», и это, наверное, хорошо поняли остальные. Но возразить посмел лишь Оранжевый, который сейчас в какой-то мере чувствовал себя героем. Правда, его протест не был связан с жалким рабом. Он повернулся к младшему герцогу, изобразив на лице гнев. Впрочем, наткнувшись взглядом на Главу, глядевшего на него с явным интересом; чуть ли не ждущего, когда кто-нибудь осмелится предъявить претензии (вполне обоснованные, кстати), обрушился все-таки этим гневом как-то неубедительно, жалко:
– Применение