по следам банды. У «краповых» тоже были потери, но не сравнимые с потерями спецназа ГРУ – только двое легкораненых, которые даже строй не покинули и после перевязки продолжали участие в операции.
Начальник штаба батальона майор Коваленко вызвал за «грузом 200» вертолет. Причем к «грузу 200» в данном случае относились и бандиты, и военные разведчики. Гонять за ними вертолет по отдельности никто не позволит, как ни обидно бывает укладывать рядом тех и других. Когда совсем рассвело, ожидая прилета вертолета, вокруг погибших солдат собрались оба взвода вместе с командирами. Здесь же стояли два майора «краповых» и радист их отряда. Майоры руководили прочесыванием ближайших территорий по рации. Присутствие командиров отряда спецназа внутренних войск на перевале показалось капитану Шереметеву странным, сам он обязательно лично бы участвовал в поисковых мероприятиях, но в разных родах войск разные методы ведения боевых действий, и вообще было не время интересоваться чем-то посторонним. Хотя такой интерес естественен. Подсознание, пытаясь уберечь человека от стресса после гибели сразу троих солдат, не дает мозгу сосредоточиться, отвлекает его на посторонние размышления, мешает насущные мысли логически выстроить и исчезает только через несколько часов, когда все ощущения слегка притупятся. Только тогда оно позволит человеку ясно соображать и осознавать происшедшее.
Капитан пытался соображать быстро, но это плохо получалось. Самое большое недоумение вызывали рваные раны на горле солдат. Даже если смерть сразу после раны не наступает, то наступит через десяток секунд от потери крови. С такими ранами долго не живут. Через сонную артерию идет приток крови к мозгу, и через горло способна вытечь из человека практически вся кровь. Кроме того, с разорванным горлом не крикнешь, не подашь сигнал тревоги. Это объясняло, почему никто не сумел предупредить других об опасности. Вообще-то, майор Коваленко рассказал, что знает в спецназе ГРУ нескольких офицеров, умеющих ударом двух пальцев пробивать горло и сонную артерию. Теоретически этот удар знал почти каждый офицер, но исполнять его умели только единицы, да и то не в каждой бригаде находились такие спецы. Но там горло пробивалось только до сонной артерии, а вторая сторона горла оставалась целой. Здесь же впечатление было такое, что каким-то предметом с острыми зубами хватали за горло, зажимали и рвали его на себя. По крайней мере, так подумал майор Коваленко, когда бинтом стер кровь с горла одного солдата, чтобы лучше рассмотреть характер ранения.
– Не понимаю, – сделал он вывод, – я с таким не встречался.
Старший из «краповых» майоров склонился над телом:
– Помню, в первую чеченскую войну мы бандита поймали. У него одна рука ампутирована, а вместо нее протез был, с когтями, как лезвия. Запросто горло человеку рвал.
– Ты предполагаешь, что в банде Борзова три таких инвалида? – криво усмехнулся Коваленко. – И напали они одновременно, и удары наносили синхронно, как роботы? Что-то