уж ежели захотят что-нибудь того, так уж точно того», он схема, модель литературного типа «маленького» человека (его составляющие: низкая должность, постоянные унижения, бедность, одиночество, отчужденность), а не живая личность, хотя бы потому, что он лишен рефлексии. И живет он в таком же абсурдном, схематичном мире».
А насчет того, будто все мы вышли из гоголевской «Шинели», вот что раскопал писатель Герман Смирнов (см. его книгу «Русский сфинкс». М., 2010. С. 401—402):
«Сколько раз за последние годы доводилось нам слышать фразу Ф.М.Достоевского, что, мол, все мы вышли из гоголевской «Шинели». А спроси оратора, кто же, по его мнению, эти «все мы» – и он, ничтоже сумняшеся, ответит: «Это все мы, русские люди. Федор Михайлович имел в виду, что в каждом русском человеке сидит мелкий, трепещущий человечек. И каждый русский в какой-то тайной части своей души – Акакий Акакиевич».
А ведь совсем не это хотел сказать Достоевский. Его современник, писатель Д.В.Григорович, давным-давно все это разъяснил:
– Все тогдашнее молодое поколение, – писал он, – было увлечено Гоголем; почти все, что писалось в повествовательном роде, было отражением повестей Гоголя, преимущественно «Шинели».
Выходит, «все мы» – это не все русские люди, а небольшой кружок писателей 40-х годов!»
Повесть «Нос». История ее публикации и толкований подчас кажется не менее фантастичной, чем сам текст ее.
В 1835 году журнал «Московский наблюдатель» отказался напечатать эту повесть, назвав ее «грязной, пошлой и тривиальной». Но Пушкин уговорил Гоголя отдать ее в свой «Современник», ибо нашел там «так много неожиданного, фантастического, веселого и оригинального». О «Носе» существует множество исследований, но вот в наши дни Николай Кокухин, перечитав повесть, не понял ее. Тогда он обратился к гоголеведу профессору Владимиру Воропаеву с вопросом: «О чем эта повесть?» «Не знаю», – ответил профессор, всю жизнь занимавшийся изучением творчества Гоголя.
Тогда Кокухин решил заново перечитать всего Гоголя, и только тут открылся ему религиозный смысл как всего творчества великого писателя, так и повести «Нос».
Оказывается, нос у майора Ковалева пропал потому, что этот чиновник жил без Бога в душе. Но нос, ставший самостоятельной личностью, зашел в Казанский собор и молился там «с выражением величайшей набожности», причем произошло это в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы. Кроме того, по мнению Кокухина, важно то, что оба слова – «нос» и «Бог» – состоят из трех букв. И утром нос оказался на месте, на лице майора: «Так бывает с человеком, который обрел в душе Бога…»
В чем же, по Кокухину, выразилось это преображение Ковалева? В том, что «с тех пор прогуливался как ни в чем не бывало и на Невском проспекте, и в театрах, и везде… И после того майора Ковалева видели вечно в хорошем юморе, улыбающегося, преследующего решительно всех хорошеньких дам» и т. д. Согласитесь, не самая лестная характеристика человека преобразившегося, вдруг обретшего Бога в душе!
Тем неожиданнее