«Были на вершине». – «А Блюм?» – «Лежит…»
На следующий день все в мокром, затвердевшем на остром утреннем морозе снаряжении добрались только до Большого барьера; там, в доменной печи раскаленного солнечного полудня, все сбросили с себя, разложили, высушили, поставили палатки и, отгородившись от безумных красот памирского высокогорного заката куском брезента, заснули. И никто из них не знал, что это была их последняя спокойная, не отягощенная непогодой, болезнями, бессонницей, кошмарами ночь. В следующий раз вырыть пещеру они уже были не в силах.
Поставили на гребне палатки, снизу подошел Машков с двумя своими ребятами. Но дуло так, что ночью вышли, напилили снежных кирпичей, поставили вокруг палаток стенки. День утомительной, однообразной работы… Следы заметает – третий уже идет как по чистому снегу… Добрались до перемычки 6900.
Утром развиднелось. В желтоватом небе быстро летели кисейные розовые облака. Над самыми головами. Пошли. Двойной вибрам, гагачий пух, лучшая шерсть, водо-, ветро– и еще бог знает что непроницаемое – все продуто насквозь, навылет, ледяные лезвия ровного беспрерывного ветра проходят сквозь самую душу… В четыре часа дня на снежном выполаживании, рядом с невысокими скатами, увидели: черный мешок, оставленный шатаевцами, желтую каску. Камень, поставленный на ребро… Блюм Голубков…
Утром двое вообще не вышли из палатки. Спать никто не спал. Поели, как дети: из-под палки. Первый тайм был в пользу гор – четверых уже надо было спускать вниз. Они, щупая ледорубами снег перед собой, словно слепые, двинулись вниз навстречу пути, одно воспоминание о котором сжимало сердца… А остальным надо было идти наверх, впрягаться в веревки, налегать на них всем корпусом, глотать красным горлом острый, как бритва, воздух… Надо было или отказаться от всего, или рисковать. Вариант с риском был, но Кочнев сначала из головы гнал эту мысль, но потом она укрепилась как единственно приемлемая: надо спускать через ледопад. Опасно, сложно, но зато и короче. Нетрудно было догадаться, что через два дня работы на длинных, пологих, глубокоснежных склонах, где нельзя использовать никакие уловки, только силой давить, – все лягут на снег и не поднимутся.
Утром распределились: Коршунов, Кочнев – разведка. Власов страхует сверху. Четверо оставшихся – Пятифоров, Белозоров, Карасев и Климов (на них вся нагрузка) – тащат спереди. (По всем гласным и негласным законам и порядкам о спасательных работах обычно в транспортировке пострадавших принимают участие двести-триста человек, а спускали Голубкова с высочайшей горы нашей страны семь.) В туманных разрывах перед альпинистами показалась километровая пропасть ледопада – совершенно синий предрассветный снег, лед невообразимых форм, показывающий на сколах акварельно-зеленые плоскости… Договорились не кричать, не шуметь, идти с максимальной осторожностью. Едва они ступили на ледопад, увидели буквально тысячи тонн снега, которые, будто любопытствуя, свесились над их головами, готовые в любую секунду рухнуть