григорьевской выставки в нарядных залах бывшего Талызинского особняка наглядно убеждают в значительности его работ и вызывают мысль о желательности и полезности издания альбома произведений этого мастера.
Григорьев оставил после себя много чертежей неосуществленных проектов. По ним можно заключить, что, строя небольшие дома и особняки, архитектор мечтал и о создании крупных, монументальных зданий. Его занимало – какими им следует быть? В его бумагах встречаются соответствующие записи. «…Дворец, – писал Григорьев, – должен быть великолепным для зрения. Сие получается при умеренной высоте здания – не более двух этажей – и совершенстве пропорций…» Или: «…тем, что архитектор положит верное отношение между вышины и длины, он обойдет большую обыкновенность и сделает разные со вкусом украшения, и даст этим ход своей композиции…»
Пока трудно ответить на вопрос – удалось ли когда Григорьеву построить что-либо монументальное, кроме дворца на Остоженке? В последнее время некоторые историки архитектуры высказывают предположение, что им создан проект церкви Большого Вознесения у Никитских ворот, на авторство которого в разное время существовали различные взгляды: церковь приписывали и Баженову, и Казакову. Но, кем бы она ни была выстроена, она по праву считается прекрасным образцом классического стиля, и силуэт ее – стройный и пропорциональный – служит украшением этого уголка Москвы.
Дальнейшие исследования помогут окончательно установить автора этого прекрасного храма, и, если подтвердится версия его принадлежности Григорьеву, мы порадуемся тому, что этот талантливый и трудолюбивый, скромный русский мастер увидел при жизни осуществление своей мечты – создание по его проекту монументального здания в любимой Москве, которой он отдал без остатка все свое творчество.
Оно еще далеко не открыто во всей полноте. Известно, что Григорьевым в 1828 году построена церковь в селе Ершове, под Звенигородом, принадлежавшем Олсуфьевым, и еще несколько усадебных домов в Подмосковье; что им после 1812 года возобновлено здание бывшего Екатерининского института (Центральный Дом Советской Армии), причем большой зал и домовая церковь с интересным иконостасом сделаны им заново; что Григорьеву принадлежат проекты пристроек и лабазов Воспитательного дома; часть корпусов Павловской больницы; что он участвовал в проектировании и постройке ряда общественных зданий Москвы. Однако многое из того, что за свою долгую жизнь создал этот неутомимый труженик, пока приписывается другим зодчим или остается безымянным.
Но и того, что о Григорьеве известно и что коротко изложено в этих заметках, достаточно, чтобы имя этого выдающегося архитектора и человека примечательной судьбы навсегда сохранилось в благодарной памяти москвичей. Своим не исчезнувшим за полтора века обаянием и прелестью, своим уютом и поэзией некоторые старые московские улицы обязаны, в числе других, и Афанасию Григорьевичу Григорьеву.