благодарность за вуалью послушничества. Ну-ну…
– И тебе спасибо, Маша! И прости, если что не так… – я развернулся, чувствуя спиной молчаливый взгляд Примы. А когда забирался в повозку, ворота Обители были уже плотно закрыты. Что ж, перевернул страницу. Я вздохнул. Не буду кривить душой, с облегчением…
– Но! Пошли, родимые! – мамаша Хейген сорвала фургон с места, прикрикнув на лошадей, – вот и хорошо, мастер Холиен, вот и ладно. К месту доставили, долг выполнили. Прямо гора с плеч, клянусь усами Подгорного. А то, не закуришь лишний раз или не пукнешь, да простят меня Три Сестры.
– Не любишь ты благородных хумансов, Матильда. Ой, не любишь! – я не стал забираться в фургон, а присел рядом с гномой на облучок. До постоялого двора ехать было совсем недолго, мы проехали его на въезде в город, по дороге к Обители.
– А я и у старших народов аристократов не жалую. У нас, у гномов, я считаю всё рациональнее устроено. Кто опытнее и надёжнее, тот и достойнее. Мы старост, глав, да что там, королей! Сами выбираем, всем обчеством. Во так!
– Демократия, значит, у вас?
– Не знаю, какая там дурократия, а ежели доверие народное не оправдал, так и выгнать могут. Совсем. А кому ты нужен-то, без своей земли, да без корней. Сухой побег. Ну, а ежели карман свой набить за счёт других пожелаешь, так прямая дорожка тебе в самую глубокую шахту. Да ещё и плюнут вослед попутно…
– Сурово у вас, Матильда…
– А ты как думал, Эс? Народ мы жёсткий, но справедливый. Чужого не возьмём, но и своего… лучше не подходи, – мамаша Хейген сурово сдвинула брови, но увидев искры в глазах готового прыснуть от смеха Эскула, не выдержала и улыбнулась, махнув в сторону квартерона потухшей трубкой, – всё тебе, мастер, смехуёчки… провокатор. Ты мне вот что лучше расскажи, герой-любовник ты наш. Прости, при Золано этой не спрашивала, постеснялась. Твоя северяночка про неё знает?
– Упаси Рандом, мамаша. Я не в том возрасте, чтобы невесте подробности про свои постельные приключения рассказывать.
– Молодец! Вот так дальше и… стой на своём. Мол, единственная и неповторимая, других только в мыслях, а тебя наяву! И дальше, в том же духе… Ну ты лучше можешь. Язык без костей. Ни про Марию, ни про Гудрун, ни про эту, как её… эээ всё во сне её имя твердишь. Лоос какая-то…
– Вот это да… – я просто не знал, что сказать, затем, немного помолчал, скрывая смущение, – а чего это ты Матильда заговорила об этом?
– А то, Эс! Котяра ты… тот ещё. Порадовалась я, что за ум начал браться. Невесту присмотрел. Вона куда отправились, чтобы, значит, разрешения просить! Половину земель пройти, да не самых безопасных… ради любимой. Уважаю. Да вот только и правду тебе здесь кто ещё скажет.? А? Отца-матери нет у тебя квартерон. Друзья-бессмертные далеко, по морям плавают. А я, старая гнома, глядишь, и сгожусь советом-то.
– Это ты-то старая, мамаша Хейген? Да тебя хоть сейчас в первую шеренгу хирда поставить, мало не покажется!
– Спасибо на добром слове, мастер. А и не молодёшенька. Такого кобелька, как ты уже и не заинтересую.