тут же были разбросаны при помощи удара тупой частью этого двуручного, жужжащего предмета. Их тела разлетелись точно кегли в разные стороны; Ар, не теряя времени даром, швырнул остатки сломанного клинка в разбушевавшегося стеллинга, после чего, совершив рывок, поднырнул под “живое” лезвие и впечатал латный кулак прямо в грудину противника.
…сука, сука, сука, тварь, ненавижу! НЕНАВИЖУ! Этот мазафака даже ЗДЕСЬ начинает мешать моему веселью! Только я, понимаете, собрался заняться глобальной проблемой перенаселения земного шара (в виде ликвидации его отдельных представителей), как этот гадёныш выскочил вперёд и всё испортил! Нет, ну мало того, что выдержал удар моей прелести (горлум, горлум!), так ещё и попал мне рукояткой меча в лоб, в броске!
Короче, придя в ярость, я, походу дела, разметал ещё каких-то насекомых (жаль, не убил, всё же, прорезать кольчугу не получилось, печалька), я замахнулся на него со всей, как говорится, дури!
И он снова меня обогнал, да ещё и прописал в солнечное сплетение с такой силой, что я, выплюнув весь воздух из лёгких, пролетел добрых метров сто (а то и больше), вмазался в какую-то деревянную хижину, проломив пару стен, прежде чем припарковался под грудой обломков. И знаете что? ЭТО, МАТЬ ТВОЮ, БОЛЬНО! Я тебе показю, как обижать белых и пушистых медвежат, консервная банка… у! Майн грудь… Кха…
Удар, который должен был проломить кости незащищённого тела противника, всего лишь его отбросил и создал у Густаве ощущение, что он ударил, как минимум, по сложенной в несколько рядов, подготовленной для нагрудника жёсткой коже. Та же упругость, будто бы бьёшь по чему-то твёрдому, но одновременно мягкому и гибкому.
Впрочем, он отправил одержимое существо в полёт, который закончился в одной из мастерских. Свой жуткий меч, кстати, это существо так и не выпустило из рук.
Тяжело дыша, аристократ окинул взглядом поле боя – жертв, вроде как, нет, а вот пострадавших хватает.
Служители Тельпомеша, отошедшие от первого потрясения, засуетились: начали сверкать ореолы защитных, исцеляющих, изгоняющих молитв. Возлагая руки, читая заветные слова, они приводили в чувство пострадавших стражников, а также готовили защитные круги против нечисти, которые ярко светились в воздухе по мере их создания.
К самому Ару подбежал запыхавшийся Эр Патер, на ходу делая пассы руками и шепча воззвания; подойдя близко, он возложил руки на голову дворянина, взволновано произнёс:
– Что… что это было, Ар Густаве! Я же ведь… этого всего не может быть!.. – он говорил сбивчиво и возбуждённо.
Густаве покачал головой и покосился на Эра Патера. Как ни крути, а смотрелся тот ну уж подозрительно молодо. Ни бороды, ни морщин, да и трясётся хуже чем крестьянин, взятый в ополченцы. И это кардинал, назначенный церковью?.. Да это же щенок! Мальчишка…
– Одержимый, кто же ещё… – сплюнул Ар.
Эр Патер замер на месте, кивнул, после снова затараторил себе под нос свои лечебные мантры. Тело Густаве окутало синеватое сияние.
«Литания