бы у нас не было этих шелковых простыней, – со смехом ответила Тоня. – Но у нас были бы по-прежнему ты и я. Друг для друга.
– Это тебе так кажется, Антония. Богатство становится частью образа, оно сверкает и слепит. Оно придает блеск личности, хотя никакого отношения к личности, по сути, не имеет… Но иллюзия работает.
– Для дураков.
– Зря ты так… Когда я был бедным, – а я был бедным, – меня никто не любил. Женщины спали со мной, но не любили.
– Просто ты не встретил меня. Вернее, ты бы тогда не обратил на меня внимания… Тебя тогда тоже слепил блеск богатства… Это теперь, когда ты богат, – ты позволил себе роскошь заметить ничем не примечательную девушку… И ты нашел человека, который готов любить тебя любым.
– Это ты так думаешь. А что было бы на самом деле, никто не знает… Вот разорюсь я, к примеру, завтра, и что тогда?
– И ничего. Я буду любить тебя. И помогать тебе. Вот и все.
Кирилл отвернул голову.
– Что с тобой, Кирюша? – тихо спросила она.
– Ничего. Все нормально.
Все было ненормально, все было не так – он говорил неправду. Он никогда раньше не спрашивал, любит ли она его. Это было столь очевидно, что вопросы не требовались… А тут вдруг… И этот разговор о богатстве… Возможно, у него все-таки неприятности в фирме?
Тоня попыталась расспросить его на следующий день. Кирилл заверил ее, что никаких проблем нет, что вчера он просто поддался сантиментам, что все в порядке… И не забыл намекнуть, что его бизнес Тоню не касается.
Однако что-то тревожило его, и Тоня это чувствовала. Она уже давно рассталась со своими нелепыми подозрениями, но тут вдруг все вернулось. Не сами подозрения, нет, но вернулось беспокойство. Страх, что ее сверкающее, волшебное счастье развеется, как сон поутру…
…Она грустила. Кто из простых смертных знает, как прекрасна грустная женщина? Кто, кроме богов и поэтов? Нет, мы, смертные, мы, одноклеточные, мы этого не знаем! Мы заняты собой, своими мелочными счетами, торгами самолюбия… Нам не до любования ею, и мы не замечаем, как великолепно, как одухотворенно ее лицо, как грусть облагородила овал лица, как тени, легшие вокруг глаз, углубили взгляд, как губы, чуть сморщившись в сосредоточенной складке, перестали быть объектом вожделения, – но стали символом мысли и чувства. И все эти ничтожные, малозаметные глазу изменения превратили женское лицо в предмет искусства. Но теперь он познал это. Отстраненный наблюдатель и бескорыстный «любователь», теперь он может позволить себе роскошь просто созерцать. И наслаждаться…
Ее новая база данных удостоилась сдержанных похвал начальника.
– Если у вас будут еще рационализаторские идеи, не стесняйтесь, – добавил он.
У Тони они были. Печатая рекламу для фирмы, она нередко удивлялась безграмотности штатных пиарщиков, которые равно плохо владели как грамматикой, так и словесной формой. Стилем изложения то есть. И однажды Тоня написала свой собственный рекламный текст.
Ободренная предыдущим успехом, она отнесла текст начальнику. Тот прочитал сразу же.
Прочитав, посмотрел