взять его на время, – тихо сказал он. – Послушаешь остаток записи.
– Я боюсь его испортить.
– Не испортишь.
– И не хочу сажать батарейки.
– Плевать на батарейки.
Она подняла на него взгляд – может быть, впервые. Ее волосы выглядели еще более невероятно, чем утром: скорее мелкие завитки, чем кудри, – словно она сделала огромное рыжее «афро». Но взгляд был смертельно серьезен и излучал ледяное спокойствие. Любые банальности, какие вам доводилось слышать о Клинте Иствуде, сгодились бы сейчас для описания глаз Элеаноры.
– И правда, – сказала она. – Плевать.
– Это всего лишь батарейки.
Она вынула батарейки и кассету и вернула плеер Парку. А потом вышла из автобуса, не оглянувшись.
Боже, какая же она странная!
Батарейки начали садиться около часа ночи, но Элеанора слушала еще целый час – пока голоса не умолкли окончательно.
13
Сегодня она взяла учебники и надела свежую одежду. Джинсы пришлось стирать ночью, и они были еще влажными… но в общем и целом Элеанора чувствовала себя в тысячу раз лучше, чем вчера. Даже волосы стали послушнее. Она собрала их в пучок и перетянула резинкой. Будет чертовски больно ее снимать, зато сейчас резинка сидела как влитая.
А самое лучшее: в голове звучали песни Парка. И странным образом, в сердце тоже.
Было что-то эдакое в этой музыке на кассете. Она ощущалась по-разному. Будто бы прикасалась к легким Элеаноры и чуть-чуть к животу. В ней слышались восторженность и нервозность. Все это вызывало чувство, что мир не таков, каким до сих пор казался. И это было хорошо. Просто грандиозно.
Утром, войдя в автобус, она немедленно огляделась, чтобы отыскать Парка. Он тоже смотрел на нее, и она против воли улыбнулась. Только на миг.
Усевшись, Элеанора соскользнула пониже, чтобы отморозки с задней площадки даже по ее макушке не сумели понять, какой счастливой она себя чувствовала. Она ощущала Парка, сидевшего возле нее, хотя их разделяло не менее шести дюймов пустого пространства.
Элеанора протянула ему комиксы. Потом нервно потеребила зеленую ленту на запястье. Она не знала, что сказать. И забеспокоилась, что не сумеет сказать ничего – даже спасибо…
Руки Парка недвижно лежали на коленях. Идеально-совершенные. Руки цвета меда, с чистыми розовыми ногтями. Все в нем было сильным и гибким. Любое его движение имело причину. Они почти подъехали к школе, когда Парк заговорил:
– Послушала?
Она кивнула, позволив взгляду подняться на уровень его плеч.
– Тебе понравилось? – спросил он.
Она округлила глаза:
– О боже, это было… просто как… – она растопырила пальцы, – просто улет.
– Это сарказм?
Она посмотрела ему в лицо – хотя знала, какие это вызовет чувства. Как будто бы ее внутренности зацепили крючками и через грудь тащат наружу.
– Нет. И правда улет. Я слушала и слушала, без конца.