запредельную ярость, я тигром выпрыгиваю из кабины, тычу значком прямо в носы шайтанам и ору во всю глотку:
– Шабакар! Вы, грязные скоты, уроды, предатели, гнусные шкуры! Как вы посмели за деньги пропустить того неверного, которого мы сегодня собирались задержать в вашем поганом, вонючем Табаре?! Всех расстреляю, прикажу отдать на съедение голодным псам! Кто здесь старший? Ко мне! Живо!
Шайтаны в момент обделались, побледнели, позеленели, их коленки задрожали. Недавнюю наглость и выпендреж с них тут же как ветром сдуло. Старший – мордастый ломовик с бородой а-ля Усама бен Ладен – бочком приближается ко мне и стоит, не знает, что сказать.
– Ну, отвечай, нечестивец, сколько взял с неверного за то, чтобы тот смог улизнуть от нас? Говори, грязная скотина! Ну?!
Ломовик начал заикаться, мол, в жизни не взял и мелкого гроша, он чист перед Всевышним и контрразведкой…
Но я договорить ему не даю, ору еще громче:
– Врешь, мерзавец! Это наглая ложь! Или ты забыл, гнусный язычник, что сказал Пророк?! Лжецы будут низвергнуты в бездну и преданы вечному проклятию! Прощение получат только лишь те, кто покаялся в грехе своем.
Цитату я, конечно, придумал сам, но на шайтанов она подействовала очень даже впечатляюще.
Старший из них сгибается крючком, с оханьем утвердительно кивает и говорит:
– Признаюсь, мой господин, я взял деньги с того человека. Но мы его знали как истинного мусульманина, никак не связанного с властью узурпатора. Тем более что даже ничего не требовали, он сам нам предложил. Но отныне – клянусь всем святым! – ничего подобного больше не повторится. Обещаю, мой господин!
Его подручные тоже блеют хором:
– Клянемся! Больше не повторится…
Я изображаю, что несколько смягчился, и заявляю:
– Это хорошо, что вы признались. Шабакар суров, но справедлив. На первый случай вам даруется прощение. Но если вы нарушите заветы Пророка еще раз, то кара будет ужасной. И последнее. Я уже знаю, что большую часть денег, взятых с проезжающих, вы обязаны отдавать своим начальникам. Они их присваивают и тратят на всякие греховные дела. Мы это хорошо видим и все знаем. Очень скоро многие из них понесут суровое наказание. Помните, Аллах велик и всеведущ. От его взора ничто не утаится!
Я с прокурорским видом сажусь в машину и не спеша уезжаю. В зеркало заднего вида мне хорошо заметно, как шайтаны сбиваются в кучку и о чем-то боязливо шушукаются, глядя мне вслед. Думаю, завтра этим тупым обормотам придется иметь дело с настоящей контрразведкой. Не завидую я им!
Я неспешно проезжаю километра три и останавливаюсь на обочине дороги, рядом с которой на песчаном холме высится гранитный истукан. Это невесть как оказавшаяся здесь глыба красного гранита тонн на двести, а то и триста, которой в незапамятные времена кто-то придал условное сходство с человеческой фигурой. В нескольких местах у основания глыбы заметны свежие сколы, следы взрывчатки, использовавшейся идиотами-фундаменталистами, которые пытались его уничтожить.