можете не зачитывать, – улыбнулся Николай Давыдович. – Мы с Борей и так знаем, что нам можно, а чего нельзя.
– Вообще-то я обязан… – почесал в затылке молодой человек. – Но вы товарищ грамотный, все и так понимаете…
– Понимаю, понимаю, – заверил Циклоп.
Сероглазый убрал листок обратно в папку и наклонился к Борису:
– Надеюсь, парень, ты такой же понятливый, как твой учитель?
Он выпрямился, достал связку ключей, погромыхал ею, отыскивая нужный, и ловко, как фокусник, один за другим открыл три замка на двери – два навесных и один врезной. Они зашли в душный предбанник, в котором помещался огромный стеллаж.
– Что из личных вещей принесли с собой? – поинтересовался сопровождающий.
Циклоп порылся в карманах:
– Вот. Только ключи, футляр для очков и расческа. Еще – лупа.
– Хорошо, – кивнул молодой человек и вопросительно посмотрел на Бориса.
– У меня… ничего, – смутился тот. – Только тетрадка…
– Какая тетрадка? – нахмурился Иннокентий Петрович. – Никаких тетрадок, книжек, блокнотов и папок! И вообще – никаких бумаг!
– Но это… – попытался возразить Боря.
– Нельзя, – отрезал провожатый. – Положи сюда, на стеллаж. Когда будешь уходить – заберешь обратно.
Поколебавшись, Боря достал свою тетрадь в клеенчатом переплете и аккуратно, как драгоценность, положил на полку стеллажа.
Они прошли в просторную комнату, служившую когда-то абонементным залом библиотеки, и Борис поморщился: здесь пахло сырой пылью и мышами. Заколоченные наглухо окна не пропускали дневных лучей, а единственная стоваттная лампочка, вкрученная под самым потолком, едва разбавляла полумрак ядовито-желтым светом.
– Здесь так темно! – вырвалось у Бориса.
Провожатый посмотрел на него неодобрительно:
– Конечно, темно. Документы не любят света.
– И тайны не любят света, – улыбнулся Циклоп.
Боря в растерянности посмотрел на учителя.
– Я обо всем давно позаботился, – важно произнес Иннокентий Петрович. Он извлек из-под стола тяжелую настольную лампу, обмотанную длинным черным проводом. – Специально для Николая Давыдовича принес. Свою… Собственную. А другие и так работают. В полутьме.
– Да-да… – быстро согласился Циклоп и взглядом призвал Бориса разделить с ним благодарность. – Спасибо вам, Иннокентий Петрович.
Молодой человек размотал провод, водрузил лампу на единственный в комнате стол, поискал розетку на стене и воткнул штепсель. Лампа под полукруглым алюминиевым абажуром весело вспыхнула и озарила рабочее пространство на столе, уютно выхватив его из желтого, болотного полумрака.
– Отлично, – оценил сероглазый свою работу. – Под такой лампой можно всю жизнь документы читать.
Борис похолодел. Он смотрел, не отрывая взгляда, на световой круг, в котором застыл письменный стол с бумагами, и ему мерещилось, будто он идет, пошатываясь, к такому же уютно