с ласковой иронией сказал Порфирий.
– Не могу. Так посмотрит на меня, что язык прилипает к гортани. Боюсь – высмеет. И ее глаза!.. Не налюбуюсь на них и боюсь их…
– Боишься, а жениться хочешь… Как же потом-то будет?
– После легче будет.
– Что говорить… Похорошела Верочка, а кусается. От рук отбилась. Вот оно, домашнее-то воспитание на воле, без институтской дисциплины… Так хочешь, чтобы я – сватом?.. И сейчас?..
– Да, папа. Завтра я уезжаю в полк. Так хотелось бы знать…
– Бесприданница…
– Ну, дедушка ее не обидит. Да и у тебя что-то есть.
– А вдруг я возьму и тоже женюсь… Вот мои-то денежки и проплывут мимо тебя.
Отец и сын весело захохотали.
– Ведь не стар еще?.. А?.. Ни одного седого волоса. Чем не жених?.. А?..
– Совсем жених, папа… Так пойди и поговори.
– Ну, ладно… За успех ручаюсь. Но не потому, что отец, а по совести – лучшего жениха для Веры, как ты, и днем с огнем не сыскать.
Порфирий вдел рукава сюртука и, распахнутый – очень ему нравилась желтоватая чесучовая рубашка, – подрагивая крепкими мускулистыми ногами и позванивая прибитыми к каблукам шпорами, пошел на половину Веры.
– Барышня у себя? – спросил он горничную, вышедшую к нему в коридор.
– Она в спальне.
– Попроси ее в будуар…
Порфирий похаживал по мягкому ковру, поглядывал, как в двух зеркалах отражалась его коротенькая полная фигура то со спины, то с лица.
«На Леера похож! – подумал он самодовольно. – Если отпустить бороду, да, когда поседею, совсем буду как Леер. Вот заложу руку в карман и, как он, тихим ровным голосом начну: прошлый раз мы закончили оборудование базы, теперь посмотрим, как в соответствии с этим должны быть устроены операционные линии… Впрочем, у Леера это как-то ученее, мудренее выходило. А ведь и правда, я мог бы лекции читать. Мои академические работы признаны лучшими, отчет о кавалерийских маневрах на Висле с Сухотиным заслужил одобрения Обручева и Милютина. Я на дороге… А теперь еще война… И я, черт возьми, еду на войну. Это тоже не шутки. Это стаж для будущего. Теория, проверенная на опыте… Георгиевский темляк на сабле, а может быть… и беленький крестик!.. Всякое бывает… А там, если повезет, и в генералы!.. Как это в «Горе от ума»-то?.. «А там – зачем откладывать бы дальше, – речь завести о генеральше!» Однако Вера меня выдерживает. А может быть, догадалась, почему я так официально… Прихорашивается… Все-таки смотрины… будущий тестюшка… Хе-хе-хе!.. А вот… Наконец…»
Вера вышла, как всегда ходила она дома, – в строгом закрытом темно-синем платье, в корсете. Круглые пуговки блузки были застегнуты сзади наглухо, узким мыском лиф спускался за талию и незаметно переходил в суконную юбку. Буфы на рукавах и турнюр были умеренны. Вера напомнила Порфирию французскую артистку, виденную им в Михайловском театре. Прическа Веры была небрежна – слишком густы и непокорны были пушистые