исключений. Здесь я отступлю от своего правила не говорить о себе комплиментарно и для ясности изложения намекну на свою персону (всё-таки логика это мой конек).
К сожалению, родители мои не прониклись энтузиазмом педагога (а может, у них кончились деньги – это семейная тайна), и я покинул поприще музыканта. Но я до сих пор не отказываю в советах и консультациях как по музыкальному, так и по драматическому искусству.
Одна известная актерская супружеская чета часами ходила за мной по пустынному берегу моря и затаив дыхание слушала мои рассуждения о мастерстве вокала и упадке нравов. Супружеские узы в актерской среде вещь весьма непрочная, и я теперь – O tempora, o mores! – не могу назвать их имен. Не хочу я никого ставить в неловкое положение.
Да! Такой я порядочный человек! И чуткий! Я настолько чуток, что иногда просыпаюсь по ночам и не знаю отчего. Вот насколько я чуток.
Но это большое бремя, обычным людям незачем его нести. А я вот несу!
. – IV —
Но мой разносторонний гений осеняет и простых людей труда.
Я очень люблю людей труда.
Часто, когда я иду по улице и вижу человека труда, я подхожу к нему и спрашиваю: «Что ты делаешь?»
К сожалению, не всегд. мой чуткий гений находит членораздельный отклик. Бывает так, что ошеломленный человек труда офигивает, садится на землю и смотрит на меня не в силах вымолвить ни слова.
Случается и непонимание. Как-то раз я спросил так однажды на улице: «Что ты делаешь?»
И получил в глаз. Тогда с присущим мне металлом в голосе я повторил: «Что ты делаешь?!»
И получил во второй глаз. Мне пришлось оставить несчастного в темноте и неведении.
С тех пор я не ношу очков.
Но у меня и здесь есть поклонники. Вот Кладбищенко. Кто-то скажет, что он зануда, а я так скажу, что он смышлен и работящ. Он всегда приходит ко мне за советом в трудные минуты или на жизненном перепутье. И я всегда подробно наставляю его. Одно время он так свыкся с моими наставлениями, что полгода ходил за мной и носил мой мобильный телефон. Он сам просил об этом. Ему это было приятно. А я разрешил. Зачем лишать человека простых радостей. Пожалуйста. Мне не жалко.
Потом он уехал в Ашхабад на два года. А когда вернулся, привез оттуда тюбетейку, жену и трех детей. Поэтому теперь, как прежде, он не может носить мой телефон, а только звонит на него и присылает рецепты излечения от ревматизма.
Другой поклонник, он, вообще, татарин. И ничего, хороший человек. Хоть и татарин, а может иногда и выпить. У него есть маленький автобус, и он возит на нем интуриста, показывает достопримечательности.
Он всегда мне звонит и спрашивает, не нужно ли мне куда – там, на биржу труда, или еще куда, а то, если мне не нужно, его интурист ждет и он может денег подзаработать.
Я уже говорил, что отличаюсь необычайной чуткостью и деликатностью, и даже если мне и надо куда, всегда отказываюсь :
– Конечно, езжай, Константин (так его