дело! – прервал женщину офицер. – Сказано, что передавала, значит, передавала! Начальство знает, что говорит. Потому и разговор у нас с ней будет короткий: расстрел!
Его сослуживец снова ухватил Лиду за волосы, оторвал от земли, поволок к хате, где с силой пригвоздил спиной к стенке.
– Стоять! – зло плюнул под ноги девчонке, отошёл в центр двора.
– Ну, что, пане зверхнику**, в расход и дело с концом?
Лида прижимала руки к груди, смотрела вокруг отрешённым взглядом, словно не понимая происходящего.
Первым всё понял Андрейка.
Он вдруг поднялся с земли, встал между полицаем и сестрой, широко развёл руки, словно отгородив Лидку от полицаев.
– Нет! Нет! Дяденька, миленький, нет! – кричал мальчишка. – Она… она… нет! Нет! Дяденька, миленький!
Только сейчас и до деда Макара, и до бабушки Прасковеи, да и до всех невольных свидетелей вдруг стала доходить та трагедия, которая может разыграться на их глазах.
В толпе послышалось роптание.
Сначала робкое, потом всё громче и громче.
– Вы что удумали? Вам Хатыни мало? – кто-то выкрикнул из толпы.
– Пане зверхнику! – снова обратился к офицеру тот же полицай. – Давайте команду, будь ласка. Руки чешутся.
– Давай! – кивнул офицер.
Полицай снял винтовку из-за спины, отошёл на центр подворья, передёрнул затвор, расставив ноги, принял положение для стрельбы.
К нему кинулась бабушка Прасковея.
– Родненький мой, не стреляй! – и упала к ногам полицая.
Обхватив ногу, принялась целовать сапоги, приговаривая:
– Миленький, родненький, не стреляй, умоляю! – причитала старуха. – Если что, ты лучше меня.
Андрей в это время уже стоял у стенки хаты, обнимал сестру, что-то шептал ей.
Дед Макар застыл посреди двора в растерянности, не зная что делать.
– Отчепись, курва! – полицай дёрнул ногой, пытаясь освободиться от старухи.
Но та, на удивление, держала крепко, не отпускала.
– От бiсова баба! – зло произнёс полицай.
– Мыкола! – заметил третий полицай, который так и остался в седле. – Ты даже со старухой управиться не можешь, – и захохотал громко.
– Лучше меня, сынок, – продолжала умолять бабушка Прасковея, продолжая целовать сапоги полицая.
– Пане зверхнику! – снова обратился полицай к начальнику. – Просит курва старая. Может, уважим?
– Уважь! – махнул тот рукой. – Тiльки швыдше.
Полицай тут же перехватил винтовку и с силой вонзил штык в спину старухи.
Поднатужившись, не вытаскивая штык из тела женщины, винтовкой отодвинул труп чуть в сторону.
Только потом выдернул штык, наклонился над трупом, старушечьим фартуком вытер его от крови, направился к детям.
Толпа невольных свидетелей по ту сторону плетня лишь ахнула.
– Стоять! – грозно потребовал офицер, и достал пистолет из кобуры. – Чуть что и стреляю! – и выстрелил в воздух.
Люди застыли.
В этой