резче вальсирует нами.
Трамвай-драккар
По рельсам немного качает.
И будто корабль норвежский,
Драккар, нас трамвай превращает
В суровых властителей дерзких.
На Север, к вратам Ётунхейма,
Хотя у него нету врат!
Скажи мне, мидгардово племя,
Кто в этом трамвае нам брат?
Какая сейчас остановка:
Имира делёж, Рагнарёк?
И стало вдруг как-то неловко…
И Фенрир, как жалкий зверёк,
Весь сжался под солнцем в окошке.
Больница, пора выходить!
И бабка, как Хель, понарошку
Уже не желает ей быть.
Косматый и хмурый детина
Живёт в осознаньи даров,
Что нужно добыть грубой силой,
Оставив повинность и кров,
С седой Лорелей попрощавшись,
Сказав ей о том, что трамвай,
Не раз в этом мире являвшись,
Везёт нас за призрачный край.
Спелость
Эта спелая зрелость
Московских садов.
Всё в ней спелось,
Всё – спелость,
Всё – сочность плодов.
Как нам всем и хотелось!
Август мир ворожит,
Верноподданный лета,
Каждый лист сторожит,
Что подчас возлежит,
Ожидая запрета,
Обессиленный жить.
В этой млечной заре:
Состоянье покоя
И познанье во зле.
Великан на горе
Вытворяет такое,
Что не вытворить грех.
Дубровицы
Сосны за речкой Десной
Ласково смотрят нам вслед.
Кроной укутавшись в свет,
Лето, прощаясь с тобой,
Перелистнёт календарь,
Зелень сменив на палас
Из разноцветных проказ,
Как было с судьбами встарь.
И пролетит самолёт
Фоном короны златой,
Что под воздушной фатой
Мысли тревожит и ждёт
Царства златого вокруг,
Что на аллеях грядёт,
Вновь начиная отсчёт,
Превозмогая испуг.
«Осень моя…»
Осень моя,
Ты не дашь мне иного,
Кроме огня
Красных листьев и слога,
Что претерпел
Измененья большие…
Звёздный удел,
Я иду, не спеши ты!
«Тело – вещь такая…»
Тело – вещь такая:
Поболит и будет.
До калитки рая
Дышит полной грудью
Наше самомненье
О себе несчастных,
Породив сомненья
В вере в постоянство.
«Непонятно куда идём…»
Непонятно куда идём
И зачем нам такие тропы?
Каждый всякого жрёт живьём,
Конец ознакомительного