его умоляющий шёпот:
«Схороните меня иль на адском сожгите огне —
Даже проданной чёрту душе не хватает терпенья.
Лучше сразу за все злодеянья воздастся пусть мне,
Чем пустое безвременье, без упокоя смятенье…»
Между злом и добром долговечны любые дела —
Незавидная участь презревших всевластие Божье:
Их резиновых мумий хранимые в склепах тела
Умирают опять вместе с созданной ими же ложью.
Если кто-то захочет Россию поднять на дыбы,
Сколько б ни было власти и денег, но всё же однажды
Он умрёт, чтоб остаться заложником вечной борьбы.
Ведь вожди, как шпионы, всегда истребляются дважды.
«В основе всякого фанатизма лежит определённая идеология. А всякая идеология (хоть религиозная, хоть политическая или ещё какая) предоставляет человеку сильно упрощённую, искажённую и предельно понятную картину мира, эдакую готовую информацию со всеми выводами, что избавляет человека от необходимости думать самому. То, что эта готовая информация может не соответствовать реальности, приверженца фанатизма не волнует: он в принципе не желает жить в реальности, ему приятнее маленький аквариум, предоставленный идеологией. Кроме того, есть сознательное дозирование информации, чтобы держать человека в неведении. Под это выстраивается вся пропагандистская система, начиная с литературы, печати, радио, кинематографа, где всё должно работать на мифотворчество, наряду с жёсткой цензурой и преследованием за инакомыслие».
Мастер увлёкся своим исследованием порождаемых фанатизмом вирусов ненависти и геноцида и просидел за рукописью до первых петухов. Сделав себе кофе, он машинально включил радио. Диктор объявил, что только что началась война в Корее…
…Кореец со странным для русского уха именем Тян Ган Дон происходил из клана Ан-донов, что жили в одноимённом древнем городе на пути из Пусана в Сеул. Про Андон говорят, что «это – столица корейского духа». И действительно, на окраинах города сохранилось множество старинных домов, а их жители одеваются в те же одежды, что и их предки веками назад. Но не в домах и одежде сохранился дух Страны Утренней Свежести, он витает в воздухе, помогает понять важность и смысл жизни, а также семейных ценностей. Правда, с семейными ценностями лично Тяну не повезло – он был не то восьмым, не то двенадцатым ребёнком в семье (кто их считает?), рос на улице впроголодь и вырос в злобного и грубого хищника без принципов и морали, готового на всё. Он хорошо помнил, как промышлял ещё в детских бандах своего города, ловил собак и ел их, чтобы не остаться голодным, как воровал, как пытал и насиловал тех, кто младше или слабее его. Не мог он забыть и первое совершённое им убийство ради денег, после которого он бежал на север страны в район Пхеньяна, а потом и вовсе через границу в Маньчжурию в город Мукден, где его уже никто не мог достать. Когда японцы заняли эту провинцию, провозгласив Маньчжоу-го, он подался сначала в Чанчунь, а потом и в Харбин,