привыкнешь. Какая там у вас банка?
– Сорок третья.
– Ага, это вон в том конце. Между головами фон Зона и Штрама.[11]
– А в моей банке что находится?
– В вашей-то? А сердце.
– Сердце? Чьё?
Как раз они проходили мимо очередной ёмкости, в которой плавало что-то белёсое и волокнистое.
– Это кишки того парня, что в 74-м нашли на колокольне Спасской церкви… – пояснил смотритель – А сердце доставили в 67-м году из Новгородской губернии. Принадлежит оно какому-то магометанскому фанатику по прозванию Кунта-Хаджи.
– Ну и ну! – удивился Лыков. Как человек, бывавший на Кавказе, он слышал это имя. Основатель и вождь чеченского вирда братства Кадирия[12], Кунта происходил из простых пастухов. Став главой братства на Кавказе, он привёл в него множество сторонников и сделался влиятельной теневой фигурой, фактически равной официальной власти. Русской администрации это не понравилось, и в 1864 году шейх был арестован и выслан в Новгородскую губернию. Говорили, что он умер в ссылке, а тело его было выкрадено учениками и тайно похоронено где-то в горах. И вот теперь Благово зачем-то заставляет Лыкова возвратить на Кавказ сердце этого давно забытого властителя умов…
– А как этот трофей оказался в здешнем архиве?
Смотритель глянул в толстый журнал.
– Об этом имеется следующая отметка: «Означенный орган вырезан и препровождён для бессрочного хранения по особому распоряжению Кавказского Наместника великого князя Михаила Николаевича».
– Это для чего же?
– И сие разъяснено. Вот: «С целью лишить мятежников предмета, могущего быть фетишем».
– Глупость какая! – не выдержал Алексей. – Вместо того, чтобы предать покойника земле, как велит порядочность, режут его на части… Нашли фетиш! Давайте сюда банку.
Лыков аккуратно уложил свою странную ношу в чистый холщёвый мешок, расписался в журнале и почти бегом удалился из страшного места. К анатомическим деталям он относился спокойно – много уже повидал их на своём веку. Как православный человек, Алексей был возмущён диким произволом бывшего кавказского наместника. Если Благово хочет, чтобы именно он вернул сердце хаджи в горы, то что ж; это вполне по христиански.
– Павел Афанасьевич, – доложил он через четверть часа, – банку я из архива забрал. Как мне поступить, ежели вдруг в Темир-Хан-Шуре меня с ней никто не встретит?
Благово хмыкнул в седые усы:
– Встретят и заберут, не бойся.
– А зачем это вообще делать?
– Для твоей безопасности.
– Нельзя ли разъяснить? – спросил Алексей с некоторым раздражением.
– Не злись, пожалуйста. Окончательно ты это поймёшь, когда окажешься там, в горах.
– Я, позвольте напомнить, там уже бывал. И всё равно не понимаю.
– Ты бывал там, я помню. И воевал, и кровь проливал. Но в качестве кого? Как вольнопуп. Вольноопределяющийся первой категории.[13]