льзала ни одна деталь, будь то сидящая на балконе и расчесывающая свои золотые локоны донна или бросающий на нее томные взгляды щеголь, мальчишка-слуга, спешащий куда-то с большой корзиной и едва не налетевший на влюбленного, или тучная кормилица в белоснежном крахмальном чепце, отчитывающая какого-то оборванца. Даже затейливо осветивший камни мостовой солнечный луч вызывал восхищение художника. Но сегодня он, казалось, не замечал ничего вокруг. Путь его лежал к палаццо Дукале – Дворцу дожей, главному зданию республики, в стенах которого вершились все важные государственные дела.
Давно, в 1553 году, двадцатипятилетний Веронезе не без робости впервые вошел под своды этого дворца. Кем он был тогда? Сыном веронского резчика по камню Габриеле, нелегким трудом старавшегося прокормить многочисленное семейство – жену Катерину и ораву детишек. Подметив в Паоло наклонность к рисованию, отец определил отпрыска в учение к не слишком известному, но мастеровитому живописцу Антонио Бадиле. Мальчик явно выделялся на фоне остальных подопечных, поэтому узнав, что собрат по ремеслу получил заказ на украшение одного из залов Дворца дожей и ищет подмастерье в подмогу, синьор Антонио замолвил за способного юнца словечко, и тот отправился в Венецию. В итоге именно Паоло достались главные сюжеты, хотя он имел еще весьма скромный живописный опыт. Но, видимо, парню удалось ухватить нечто разлитое в воздухе этого удивительного города, и талант веронца пришелся венецианцам по душе.
После Дворца дожей Веронезе – такое прозвище он получил – доверили украшение церкви Сан-Себастьяно, и приходившие посмотреть на росписи сводов восхищались увиденным. Спустя некоторое время веронца в числе других художников позвали исполнить три тондо – круглые по форме картины в библиотеку Сан-Марко. За эту работу уже признанный мэтр венецианской живописной школы Тициан Вечеллио, отечески обняв молодого коллегу, вручил ему награду за лучшую работу – золотую цепь.
С той поры много в каналах воды утекло, Веронезе стал известен не только в Светлейшей республике, но и далеко за ее пределами. В 1566 году он женился на дочери своего учителя Елене Бадиле. Перебравшись в Венецию, писал для тамошних базилик картины на библейские сюжеты, украшал палаццо и виллы, выполнял портреты. Вместе с братом Бенедетто основал семейное предприятие, где трудились и его сыновья Карлетто и Габриеле. В мастерской Веронезе работа не останавливалась: картины, в основном огромные многофигурные полотна, с нетерпением ждали заказчики – монахи, настоятели церквей, богатые синьоры. И вдруг сегодня мастера, баловня муз, вызвали на суд инквизиции…
Надо признать, «веницейская» жизнь допускала гораздо больше свободы, нежели в прочих итальянских землях. В вольном торговом городе каждому, будь то куртизанка, шпион или поэт, предоставляли возможность заниматься чем душа пожелает. Недаром здесь нашел пристанище Пьетро Аретино. Известный в Европе остряк прославился едкими виршами, высмеивавшими важных особ, из-за чего не раз рисковал расстаться с жизнью. Укрывшись в Венеции, своего занятия Аретино не оставил, и обиженные им то и дело направляли слезные жалобы в сеньорию, требуя наказать негодного рифмоплета, а городские мужи вяло, скорее для проформы, пеняли сатирику. Выслушав очередную претензию, тот лишь посмеивался и отправлялся кутить с закадычными приятелями – живописцем Тицианом и зодчим Сансовино. Поэт искренне полюбил Серениссиму, или Светлейшую, как величали свою родину жители, не раз признаваясь, что хотел бы и после смерти не разлучаться с нею и стать хоть «ковшом, которым вычерпывают воду из гондолы».
Не всем, однако, была по нраву венецианская вольница. Свобода, царившая в умах, сильно беспокоила инквизицию. Богатство патрицианского города прирастало в основном стараниями купцов, а их сословие мало обращало внимания на то, кто каких религиозных взглядов придерживается, главное – не упустить выгоду. Меж тем в республику приплывали гости со всего света и привозили не только товары, но и разнообразные «греховные» знания о мироустройстве. Кроме того, рядом, за Альпами, лежали земли, где словно пожар по сухой степи распространялись идеи Реформации, и католическая церковь в лице инквизиции вела с ересями яростную борьбу, получившую название Контрреформации.
Вскоре после того как Веронезе перебрался в Серениссиму, туда в должности великого инквизитора направили францисканца Феличе Перетти, будущего папу Сикста V, с особыми рекомендациями по поводу того, как укрепить истинную веру в сей беспокойной области. Перетти первым делом составил список запрещенных печатных трудов и предъявил его книготорговцам. Те опешили: никто доселе не пытался указывать им, что продавать, – и запрет проигнорировали. Одного из строптивцев инквизитор вызвал к себе для внушения, но тот не явился. Тогда Перетти отлучил непокорного от церкви и лично придя в его лавку, повесил на дверях объявление о том. Преданный анафеме негоциант, будучи не робкого десятка, пожаловался на творимый произвол папскому нунцию. Наместник понтифика неожиданно встал на его сторону, приказав коллеге поумерить пыл и впредь венецианцев не волновать. Разгневанный Перетти в свою очередь отправил жалобу папе римскому. А позже потребовал изгнать из Венеции испанского посла, объявив дипломата еретиком. Тут уже возмутился дож: инквизитор не смеет оскорблять