хотят им помогать. Предположив это, Клевер понял, что вправе их избавить от этого состояния. Тогда он начал искать других таких людей, узнавать, расспрашивать – делать всё то, что никто не делал с Маргаритой. Хотя кто признается в своей слабости или отчаянье? Если очень нужно будет, ну вот только если на самом деле прямо так что иначе никак, то признается. Вот он и задавал постоянно пугающий и озадачивавший всех вопрос: Вам помочь? Что-то не так? Или: Вам что-нибудь нужно?
Многие в ответ перечисляли банальные вещи, материальные и далёкие, и сокровенные желания. Так выделилось девяносто процентов эгоистов, откровенных потребителей, не задумывающихся о причинах своих желаний. Потом пошли люди желавшие счастья и здоровья другим. Близким или просто людям. Желали, чтобы не было войн и мир во всём мире. Последние, подавленные одиночеством, такие как он. Как она. Молчали. Мы боялись довериться и не открывались. Мир нас так создал, что мы боимся довериться. Молчание могло выражаться насмешкой или злым закрыванием. И всё, что не ответ на вопрос – это молчание. Это та самая проблема.
Тогда Клевер попробовал первым открываться, говоря, что его тяготит. Говорил он, что не хотел, чтобы кто-нибудь чувствовал то же самое, поэтому и интересовался людьми. Окружающие ему, конечно, не доверяли. Не подпускали к себе и на двадцать минут такого «ангела». Они не могли поверить, что он желает заниматься чужими проблемами, пока не решил свои, что помогает кому-то без личной выгоды. Тогда Клевер отвечал, что грызущие всех нас мысли никогда не пропадут, и может он и чувствует всё это куда сильнее, чем они, но, так как его никто не избавляет, он хочет сам кому-нибудь помочь.
Всё же некоторые отчаивались на его помощь, думая, что хуже уже некуда. И, если они слушали, если не перебивали и думали своей головой, вступая в диалог, а не слепо веря любому слову, то всегда находили выход. Бывали разговоры долги, а муторные разбирательства многих отстраняли от продолжения. Эти люди сами не понимали, где они ошибаются, отстаивая своё положение, но срывались, не желая больше в себе копаться и прекращали с ним общение. Значит, не настолько им и нужно было избавляться от своих проблем, раз они не хотят понимать, побуждающие неприязнь, причины.
Остальные, все те, кто, до разговора с Клевером, думал, что их положение тупиковое, раскладывая причинно-следственным путём свои ситуации, преображались после общения. Прежде потерянные люди исправились и успокоились, возможно, даже удивлением от того, что им кто-то помогает, что их кто-то избавляет от всего. Они не готовы были к исправлениям до разговора, а потом успокаивались в сравнении, что они уже погасили волнующееся море внутри себя, а он – нет. Должно быть ему куда хуже, чем им. От таких мыслей людям становилось легче, однако появлялась новая для них задача: им тоже хотелось помочь Клеверу. Они хотели продолжить справедливость, а, вернее, избавиться от несправедливости. Ведь несправедливо, что он помогает просто так. Ему тоже кто-то должен был помочь. (Если разобраться, то он и творил