выглядеть такими навязчивыми, хотя сейчас их лучше видно. Людей практически нет, машин тоже. Только иногда кто-то проскакивает на огромной скорости, пользуясь тем, что дороги свободны.
Даже воздух становится чище, ведь толпы перестают взбивать пыль в загазованном городе. Только сравнив ночной воздух с дневным, понимаешь, что днём всё наэлектризовано, а часам к трём ночи напряжение спадает. Можно часами смотреть на небо и никакая суета не будет тебя торопить как можно скорее насладиться видом.
–Твоя шаурма, Артём. И кофе.
– Спасибо Армен.
Откусываю шаурму и делаю глоток кофе. Иду во двор, где скоро должен появится кто-то, кто оставит мне «послание». Я могу, конечно, договориться с Арменом и сделать из его палатки наблюдательный пункт. Но он очень общительный парень, ему нужно с кем-то разговаривать, что-то рассказывать. А я не хочу этого, мне нужна тишина.
Сажусь у забора в конце двора прикрытый кустами и смотрю на трубу. Шаурма становится меньше и меньше, погружаясь в меня и я чувствую, что могу просто недоесть её. Кофе недопить я не могу.
Уже через час наблюдения за этой трубой, мне кажется, что я смогу нарисовать её по памяти один в один. Я учту все детали, каждую трещинку и даже особенности отвалившихся на половину скоб, играющих роль лестницы. Интересно, а когда эта труба последний раз использовалась по назначению? Наверное, меня тогда ещё не было, а мои родители тогда не были знакомы.
Небо медленно светлеет и, временами мне кажется, что эта труба пляшет. На часах четыре утра, но по-прежнему к этой трубе никто не подходил. Я закуриваю и запрокидываю голову вверх. Нет, это не небо такое красивое, просто я хочу отдохнуть от этой трубы. Если кто-то туда подойдёт – я услышу.
Глава 9 С первым днём лета
Экран телефона утверждает, что сейчас уже 4:45 утра, но никто так сюда ничего и подкладывал, о это не значит, что ничего не нужно проверять. «Посылка» могла здесь быть уже больше суток. Нео внезапно орошает меня ледяным дождём. Без прелюдий в виде нескольких капель, без нарастающего ветра – сразу ливень.
Бегу и прячусь от стихии под навесом у подъезда. Труба совсем рядом и никуда от меня не денется, но дождь я всё-таки пережду. Вдруг там бумага и то, что на ней написано смоет дождём? Придётся выждать.
Сажусь на корточки оперевшись спиной на металлическую дверь, за которой начинаются лестничные пролёты и ступеньки, брошенные окурки и чужие судьбы.
Дождь барабанит по машинам выдавая почти музыку. Кристина всегда любила дождь, интересно, она сейчас его слышит? Она мне говорила, что дождь, он всегда грустный, потому что он стучится в окна и двери, но никто и никогда его не впускает, от него прячутся под зонтом и крышами. Всё дело в одиночестве, а дождь такой его символ. Это красивая теория взятая со страниц добрых книг, но мне всегда казалось иначе… Дождю всё-равно ждут его или нет, спрячутся от него или будут танцевать под ним. Он льёт только потому, что так хочет, что просто может себе это позволить.
Закуриваю и смотрю в ветхий забор, отделяющий цивилизованный центр города от руин. Прямо там, за этим покосившимся