гиперсексуальностью. Я становлюсь ее рабом. – Вахрушин сделал глоток коньяка. – Хотя… Что это я на нее взъелся? Да, она не понимает некоторых вещей, она просто не чувствует их важности. Ну и что? Я знаю многих серьезных и важных мужчин, удостоенных ученых степеней и званий, облеченных государственной властью, которые в еще меньшей степени, чем Марина, были бы способны осознать важность и серьезность того, что я хочу ей сказать. А она всего лишь слабая, но бесконечно прекрасная женщина».
– Это означает как минимум две вещи. Во-первых, ближайшие десять дней твоего мужа не будет дома. Работа ему предстоит колоссальная, так что ночевать дома ему будет некогда. Может быть, останешься у меня?
– Не-ет, Китыч, миленький, мне надо в Москву, а в субботу я к тебе приеду. А во-вторых?
– Во-вторых, милая, это означает, что нашему богоспасаемому отечеству пришел конец. Мы вернулись в ту же точку, из которой стартовали 30 лет назад. Только на другом качественном уровне, с гораздо худшими начальными условиями. Страна вдвое меньше, населения втрое меньше прежнего, национальное богатство разбазарено, разграблено, прожито, прогуляно в ниццах и куршевелях. Народ окончательно деградировал, отравленный алкоголем и наркотиками. В самом ближайшем будущем нас ждет элементарное одичание и, как следствие, массовое вымирание. Государственная власть в России попросту себя дискредитировала, народ никому и ничему не верит. Поэтому любые шаги власти, даже вполне разумные, по исправлению ситуации народ будет саботировать. Системный кризис. Бей, круши, грабь то, что верхи не успели разграбить. Война всех против всех.
– И… и что же нам делать, Ника? Ведь можно же что-то сделать? Уехать в Европу, в Штаты, в Канаду, в какую-нибудь Аргентину, наконец? А? – в глазах Марины загнанным зверем заметалась растерянность. – Я понимаю, у нас с Игорем нет счетов в западных банках, даже квартирки завалященькой где-нибудь в Марбелье купить не успели. Все откладывали, все думали – успеется, то квартира в Москве, то дом на Рублевке. Но кое-что накопить успели. Ты ведь поможешь нам? Ведь ты меня не бросишь?
– Деньги? Как говорится, не в деньгах счастье. Сейчас я тебе кое-что покажу.
Вахрушин подошел к одной из секций книжного шкафа, трижды повернул ключ и потянул секцию на себя. Шкаф неожиданно легко повернулся. За ним оказался простой стеллаж, где без всякого сейфа на полках лежали деньги.
– Здесь почти три миллиона долларов. И заметь, все они заработаны честно. Ну… или почти честно. Все, что у меня было в московских банках, я давно снял со счетов и храню здесь.
– Но как же можно без сейфа?! – Марина была шокирована.
– Ну, милая, если кому-то очень захочется до них добраться, то никакой сейф не поможет. А дома держу потому, что в ближайшие дни, я думаю, никому и ста рублей в банках не удастся обналичить. Теоретически еще, конечно, можно перебросить деньги на Запад, но я бы, за исключением очень узкого круга лиц (хватит пальцев одной руки, чтобы их пересчитать), никому бы не советовал этого делать.
– Почему?
– Очень