ничком на зловонной траве, сжимая в дрожащей руке медный нож для конвертов и даже не чувствуя ползающих по всему телу муравьев.
Нож для конвертов. Ему больше нечем было защититься. Я осторожно отнял у него нож, и он начал беспомощно хватать рукой воздух, поэтому я взял его ладонь, оплетенную набухшими фиолетовыми венами, и ласково сжал ее. Мои пальцы с обкусанными ногтями сплелись с его бледными пальцами.
– Я должен тебя перенести, – сказал я, продевая одну руку ему под спину, а вторую под колени.
Я начал его поднимать, но он застонал и напрягся, поэтому я замер. Я не мог причинить ему боль. И не мог его бросить. Мне оставалось только ждать, и я осторожно смахнул землю с его лица, рук и редеющих седых волос. В этот момент я заметил, что его губы шевелятся.
Его голос был едва различим. Это не было даже шепотом. Я наклонился и приблизил ухо к его губам. Он что-то бормотал, переходя с английского на польский и обратно, временами теряя всякую связь с окружающим.
– Я не понимаю, – прошептал я.
Я повторял его имя, пока его взгляд не сфокусировался на мне. Он сделал глубокий вдох и тихо, но отчетливо произнес:
– Якоб, ты должен уехать на остров. Оставаться здесь опасно.
Это была все та же старая паранойя. Я стиснул его руку и заверил, что все хорошо, что с ним все будет в порядке. За этот день я лгал ему во второй раз.
Я спросил, что случилось, какое животное на него напало, но он меня не слушал.
– Ты должен уехать на остров, – повторял он. – Там ты будешь в безопасности. Пообещай мне.
– Хорошо, уеду. Обещаю.
Что еще я мог ему ответить?
– Я думал, что смогу тебя защитить, – прошептал он. – Я должен был давно все тебе рассказать…
Я видел, что жизнь его покидает.
– Рассказать мне что? – глотая слезы, спросил я.
– Времени больше нет, – прошептал он. Затем поднял голову с земли и, дрожа от усилия, выдохнул мне в ухо: – Найди птицу. В петле. По ту сторону от могилы старика. Третье сентября сорокового года. – Я кивнул, но он видел, что я не понимаю. – Эмерсон. Письмо… – собрав последние силы, прошептал он. – Расскажи им о том, что со мной случилось, Якоб.
С этими словами он опустился на землю, обессилевший и угасающий. Я сказал, что люблю его. А потом он как будто исчез внутри себя и его взгляд, минуя меня, устремился к небу, уже ощетинившемуся иголками звезд.
Мгновение спустя из кустов, треща сучьями, появился Рики. Он увидел обмякшего у меня на руках старика и попятился.
– О Господи! Господи Иисусе! – пробормотал он, растирая лицо ладонями.
Он принялся говорить что-то насчет необходимости нащупать пульс и вызвать полицию, потом спросил, не видел ли я чего-нибудь в лесу. А меня вдруг охватило престранное чувство. Я выпустил из объятий тело дедушки и встал. Инстинкт, о наличии которого я даже не подозревал,