она никогда не надеялась. Ей было так хорошо тут, с ним. Её сердце замирало от его широкой улыбки, и она не могла не улыбаться в ответ. Она таяла от глубоких ямочек на его щеках; от косых лучей морщинок в уголках глаз. Надеялась навсегда сохранить в памяти этот вечер. Самого Березина. Вот такого, каким он был, когда опустил подбородок на кулаки и смотрел, как она пьёт чай, обхватив кружку из темного стекла двумя руками.
Они смогли осилить только два пирожных.
– Наелась?
– Более чем.
Варя вздохнула и потянулась за крышкой, но Александр Сергеевич остановил её:
– Я сам. Помни, что ты моя гостья.
Помнила. И понимала. И от этого стало как-то тоскливо. Гостья. Сегодня и завтра. Двухдневный роман…
Она отодвинула кружку подальше от края стола и несмело посмотрела на Березина.
– У тебя шоколад в уголке губ.
– Да?
Она собиралась исправить это. Уже вытянула указательный пальчик, но он и тут перехватил её.
– Я сам.
Темный омут его глаз не отпускал. Манил, гипнотизировал.
Сильная ладонь обвила хрупкое запястье и потянула вверх, к нему, к его груди. А когда мягкие губы коснулись её губ, Варя закрыла глаза и позволила себе уплыть из реальности. Может, у неё и было мало опыта, но целоваться Березин умел. Голова кружилась от прикосновений его губ, а ноги подкашивались, и она боялась потерять точку опоры. Поэтому сжала в кулачках футболку, цепляясь за него, как за единственное спасение в этом круговороте чувств.
– Шоколад. Горький и сладкий. Как и ты…
Он с трудом переводил дыхание, путаясь пальцами в золоте волос. Держал в кулаке, не причиняя боль, но боясь отпустить. Никогда ещё настолько сильные, но, в тоже время, противоречивые чувства не одолевали его. Он понимал, что должен был отпустить эту девочку. Хрупкую, наивную, доверчивую. Что ей будет лучше с милым добрым парнем её возраста. У них бы было так много общего…
Но никто, никто и никогда не будет любить её так, как буду любить я. Никто не будет так заботиться о ней, оберегать. Никто не сможет дать ей то, что смогу я.
Тем более, что эта юная весна сама тянулась к нему, в его осень. Привстала на носочки, ластясь, словно кошка, щекой к его губам. Он видел, как трепетали длинные ресницы. Слышал, как громко и сильно стучало её сердечко. Но её слова отрезвили, словно ушат ледяной воды.
– Уже поздно и…
– Да, – Березин вздохнул и отступил на шаг. – Ты права, поздно. Идём, я покажу тебе спальню.
Тоненькие пальчики разжались, выпуская ткань футболки из своего плена. И Александр Сергеевич мог поклясться, что если коснется их, то почувствует, насколько они холодные. Варя опустила руки и перевела взгляд на стол:
– Тут надо всё убрать.
Она тянула время. Ей не то, чтобы было страшно, но внутренний трепет, волнение от предвкушения того, что должно было случиться, заставляли нервничать. Тело покалывали сотни крохотных иголочек, голова гудела, а ноги становились ватными. Но отступать Варя не собиралась.