хуторе попали в засаду, приняли бой, потеряли рядового Чеботаева. В стычке с боевиками из Армии Крайовой погиб Ралдыгин. Взяли в плен майора так называемой Русской освободительной армии Сосновского и его немецкого коллегу штурмбанфюрера СС Гельмута Штайнера. Сосновский вывел нас на абверштелле под Барковичами – разведшколу абвера, из которой, в связи с наступлением советских войск, эвакуировали секретную документацию. С этой целью в школу прибыл взвод солдат из Жмеричей. Взвод мы уничтожили полностью. Начальнику школы, подполковнику абвера Герхарду Хофферу удалось бежать. – Зорину как-то не хотелось говорить о том, что начальник школы, суровый прусский воин, был отпущен лично им за «примерное поведение». Он поспешил перейти к главному.
– Грузовик с документацией мы захватили, но попали под огонь второго взвода, идущего на выручку своим. В бою погибли смертью храбрых Фикусов, Новицкий, Игумнов. Троим удалось вырваться – мне, Гурвичу, Шельнису.
– Замечательная история, Зорин, – В голосе капитана прорезались ироничные нотки. – Вы у нас просто герой месяца. Вышли с доблестью из окружения – с такими невероятными приключениями. Предлагаете поверить в эту бессмысленную басню? Ну, хорошо, допустим. И розовая майка, которую вы прицепили к кабине грузовика…
– Надеюсь, вы понимаете, товарищ капитан, что это не глумление над советской властью, которую мы беззаветно и преданно любим? – Зорин сделал все возможное, чтобы в голосе зазвенела сталь, – Это было единственное, что нашлось под рукой, чтобы как-то… обозначить нашу принадлежность. Ведь танки могли открыть огонь. Не в наших жизнях было дело, а в бесценных архивах школы, которыми был набит грузовик! Я не специалист, товарищ майор, но в этом архиве – собрание секретной документации о действующих на советской территории гитлеровских агентах. У многих – должности, положение, безупречные «легенды»! Кстати, товарищ капитан, где мои товарищи Гурвич и Шельнис? Нас разобщили, я не видел их два дня!
– Соскучились по своим сообщникам? – ухмыльнулся особист. – Их допрашивают, все живы, не волнуйтесь. И показания Шельниса и Гурвича, должен вас известить, несколько отличаются от ваших.
«Неужели?» – подумал Алексей.
– Как же вы так, Зорин? Не договорились врать складно?
В глазах «интервьюера» заплясал холодный огонек, а Зорина вдруг охватило странное чувство – злое, праведное, сильное. Нет, не неприязнь к советской власти, к делу партии Ленина, ко всему, что вкладывали в него всю сознательную жизнь и на совесть вложили. Но он понял с пронзительной ясностью, как ненавидит всех этих трусливых, скользких, самоуверенных «прилипал», окопавшихся везде – в армии, на гражданке… Сосущих кровь из нормальных людей, не дающих жить, подозревающих всех и каждого, не представляющих из себя ровно ничего, паразитов, захребетников, реальных вредителей, потенциальных трусов и предателей, мнящих себя богами! С каким бы удовольствием он разрядил ППШ в эту самоуверенную глумливую