показался незнакомец явно благородного происхождения. Он покачивался – видимо, перебрал вина в каком-нибудь кабаке Севильи. Увидев двоих мужчин в масках и с обнаженными мечами, идальго, очевидно, принял короля и его спутника за ночных разбойников – это, впрочем, было вполне естественно и даже отчасти справедливо. Моментально протрезвев, незнакомец выхватил меч:
– Ну, берегитесь, канальи!
– Отлично! – бросил дон Педро. – Я слышу речь храбреца! Хуан, я сражусь с ним один на один! Не вмешивайся! Твое дело – держать фонарь со свечой.
Мечи зазвенели, высекая искры.
Но – вот ужас! – де Тенорио уже через минуту понял, что, как ни был силен и искусен дон Педро в мастерстве владения мечом, его противник превосходил кастильского короля по всем статьям. И дон Педро уже едва успевал отражать сыплющиеся на него рубящие и колющие удары. Он отступал под натиском незнакомца и вскоре спиной уперся в каменную стену… Пресвятая Дева! Да сейчас этот чертов идальго изрубит дона Педро, даже не подозревая, кого он отправляет к праотцам!
«Моя жизнь – это твоя жизнь!» – вспомнил дон Хуан слова короля. Да-да, именно так… Чего будет стоить де Тенорио без своего могущественного друга?
Первым порывом дона Хуана было разбить фонарь о булыжную мостовую – тогда они смогут спастись бегством под покровом темноты. Но Тенорио сразу понял, что дон Педро не побежит. И тогда, в непроглядной тьме, шансов на спасение у короля вовсе не останется: его противник, несомненно, владеет приемами боя «вслепую».
Дон Хуан сделал шаг вперед и изо всех сил вонзил свой меч под левую лопатку идальго. Тот, как подкошенный, рухнул на мостовую, содрогаясь в предсмертных конвульсиях.
Что ж, дону Хуану было не впервой убивать человека коварным ударом сзади. Но если прежде он осознавал, что совершил очередную подлость, то теперь де Тенорио ликовал: он оказал королю неоценимую услугу, спас ему жизнь!
Ведь дон Хуан своими глазами видел, как за секунду до его выпада король в изнеможении опустил меч и незнакомец уже собирался решающим ударом покончить с противником, чье лицо было скрыто маской…
Дон Хуан радостно посмотрел на дона Педро. Но вместо изъявления признательности за свое спасение король раздраженно плюнул и со злостью топнул ногой:
– Какого черта, Хуан! Я же приказал тебе не вмешиваться! Еще немного, и я разделался бы с ним своим коронным терцем[9]! Твой поступок – это верх подлости, ты недостоин именоваться кабальеро! Пошел прочь! И не смей показываться мне на глаза!
Дон Хуан медленно брел домой, не чуя под собой ног от страха и отчаяния. А что, если завтра его труп будет болтаться на городской стене рядом с простолюдинами? Рядом с ворами и беглыми каторжниками? Ведь король сказал, что он недостоин звания кабальеро…
Впрочем, какая разница – виселица или плаха! За те четыре недели, что минули со Страстной субботы, когда дон Педро был провозглашен королем Кастилии и Леона, он уже отправил к палачу девять знатных сеньоров и их вассалов, прибывших в Севилью,