какой курицей поладила – и назавтра пытаться найти ее же, было бессмысленно. Каждый день состояние животных и птиц менялось.
К примеру, вчера эта коза к тебе льнула как родная, а сегодня так и норовит рогами поддеть, и ее желтые глаза пылают злобой! А курица аж шипит змеиным шипом и готова насмерть заклевать!
Лёльке следовало научиться еще при входе в загон улавливать знаки опасности, которые животные подают. Чувствовать исходящую от них угрозу. И к таким не то что не прикасаться, но даже и не приближаться, чтобы не стать жертвой их ненависти.
За что ее могла ненавидеть какая-нибудь корова, которая видит ее в первый раз – ну и Лёлька, соответственно, тоже раньше с ней в один детсад не ходила! – понять было совершенно нереально.
Точно так же невозможно было объяснить и козью ненависть. Или, например, ненависть кур!
Ну ладно, это хоть живые существа со своими чудами и причудами! А вот за что Лёльку могли ненавидеть колоски на пшеничном поле или ягоды земляники на лесной поляне или шиповника в лесу?!
А они ненавидели – судя по частым уколам в пальцы, которые к концу урока распухали и болели.
Стоило выйти из тренажерного класса, боль утихала, но на душе было довольно пакостно – и это ощущение не проходило до тех пор, пока на следующем уроке тебе не удавалось без ущерба для пальцев найти больше колосков или собрать больше ягод.
Тогда настроение улучшалось.
Правда, еще предстояло эти колоски вышелушить, зерна провеять – то есть очистить от мякины (чешуек, в которые было «одето» каждое зернышко), растереть на камнях, а потом, замесив из этой «муки» с водой и яйцом тесто, испечь на раскаленном в костре камне лепешку.
Ну и съесть ее вместе с собранными ягодами.
Запивая молоком, которое ты сама надоила…
Однажды Лёлька плохо провеяла зерна, не заметила в муке жесткую ость, и та впилась ей в горло. Лёлька пыталась прокашляться – но никак.
Горло болело.
К вечеру обитатели Корректора собирались на первом этаже в огромном манеже, где учились ездить верхом – причем не только на лошадях, но и на верблюдах, на ослах, даже на слонах!
Это было одно из немногих совместных занятий.
Тут Лёлькино хриплое покашливание было замечено.
Стюарт приказал сказать «А» и долго с задумчивым видом всматривался ей в горло, пока Лёлька не стала задыхаться. Тогда Стюарт велел рот закрыть и сообщил, что видел какую-то острую штучку.
Пальцами в горло не добраться, ногтями штучку не подцепить. Нужен пинцет.
– Лина, помнишь, ты подавилась, тебе кто тогда помогал? Адам, Стелла, Омар или Данила? – спросил Стюарт.
– Да какая разница? – огрызнулась Лина. – Они все уже в петлю полезли. Их не спросишь!
– Ей Данила помог, – вмешалась Мадлен. – Я помню. Он сделал пинцет из двух деревяшек. Отшлифовал их, отполировал…
– Ага, он сто лет возился, – проворчала Лина, – я чуть не задохнулась из-за этой поганой саранчи!
– Ты ела саранчу? –