золотко, правда.
– А я всегда это говорил, – поддержал Виталий. Он сидел, откинувшись на спинку стула, крутил в руке кусочек сахара.
Капелька покосилась на окно, вздохнула.
– Я даже не знаю, как там очутилась. Ну, в той темноте. Сидела себе на диване, смотрела телевизор – как раз начинался мультик про фиксиков – и вдруг телевизор взял, да перестал работать. Голова почему-то заболела. На улице что-то загрохотало. А потом я очутилась в темноте. Только что на диване сидела, а тут… – она глотнула ещё чаю. Помолчала. – И тихо там было. Совсем-совсем тихо, как в космосе. Помнишь, мам, ты говорила, что в космосе вообще никаких звуков нет? Так вот в этой темноте тоже не было звуков. Я испугалась, но потом подумала, что это сон. Мне часто сны снятся, правда, они цветные и красивые, а этот не был цветным и красивым. Но потом я поняла, что не сплю. Не знаю как, но поняла.
Борис вспомнил, как полчаса назад Капелька отреагировала на новость, что часть деревни очутилась в странном пустынном мире. Она долго глядела в окно, округлившимися от изумления глазами, после чего изрекла: «Ух-ты! Вот это да!» О чём она думала, вглядываясь в сумрак? Борису почему-то тогда показалось, что воображение ей рисует отнюдь не унылые картины, а нечто по-детски сказочное, навеянное книжками и фильмами. Надеялась ли она, что там, за тёмным горизонтом, высятся белокаменные замки и шумят вековечные леса, в которых живут эльфы и феи, резвятся единороги? Вполне возможно. Если так, то её ждёт разочарование и Борис сознавал это с горечью. Он был уверен, что за чёрным горизонтом просто не может быть ничего хорошего.
Капелька продолжила:
– Не знаю почему, но я больше не боялась. Ну, если честно, всё-таки боялась, но не так сильно, как сначала, – она взяла ещё конфету, откусила кусочек, внимательно изучила начинку и положила конфету на стол. – А потом я увидела девочку, она вышла из темноты. Как будто дверь какая-то открылась и она вышла. Только что её не было, и вдруг появилась. И эта девочка была… не знаю, странная очень. И глаза странные.
Борис слушал, затаив дыхание. В голове возник образ сестрёнки: тёмные прямые волосы, узкое личико с острым подбородком, щуплая фигурка, облачённая в светлое платье… «Но она же мертва! – взорвался в сознании голос здравого смысла. – Её больше нет!» Борис почувствовал себя так, словно внутри него борются – нет, отчаянно дерутся – безумец, готовый поверить во всё что угодно и скептик.
– Она сказала, что её зовут Зоя, – Капелька посмотрела на Бориса. – А ещё, дядя Боря, она сказала, что она ваша сестрёнка. Я спросила: «Где мы?» И Зоя рассказала, что ей пришлось перенести меня в эту темноту…
– Но зачем? – опешила Марина.
Капелька нахмурила лобик. В её круглых очках отражалось пламя свечи.
– Зоя сказала, что я могла умереть, если бы она не перенесла меня в эту темноту.
– О чём ты говоришь? – Марина схватила её за руку.
– Она сказала, что так было нужно. Что моё сердце могло остановиться, если бы она не спасла меня. Но теперь всё хорошо, мама. Я ведь жива. Всё теперь хорошо.
Растерянный взгляд Марины блуждал по лицу дочери, и Борис вполне