уже во Франции ему изменили фамилию Красинский на Кшесинский. А когда дядя умер, то в имении случился пожар и все документы, мол, сгорели. Вот по этим-то утерянным и по сгоревшим документам она и является графиней. Все это такая нелепая, шитая белыми нитками выдумка, что даже великие князья, любовники Кшесинской не осмелились восстановить для нее графский титул. Всем хорошо известно, что ее матушка танцевала на канате в бродячем цирке, имела тринадцать детей от разных мужей, а папенька – тоже танцор, служил лакеем у одного итальянского шулера и учителя танцев и, подглядывая в окошко танцевального зала, выучил все балетные «па», потому-то его и взяли на сцену. Его и танцовщиком-то не назовешь, его и держали-то как мазуриста. Вот такая у нее родословная. Мне пришлось пойти в услужение к этой проходимке, а пока она дрыгала перед публикой голыми ногами, моего мужа убило снарядом, а она не постеснялась заявить газетным репортерам, что генералов в России много, а балерин императорского театра всего шесть, а прима-балерина Кшесинская – одна. По вечерам она со своими приятелями играла в карты и с каждой ставки откладывала мне часть денег – я взяла эту подачку только потому, что поклялась мстить ей до гробовой доски.
– От вашего отношения к полякам отдает великорусским шовинизмом, безобразнее которого нет ничего на свете, а что касается… – начал Троцкий, но Ленин перебил его:
– Помолчи, Беня.
Возбуждаясь в предчувствии близкой добычи, Ленин всегда путал имя Троцкого – Лев с его настоящей фамилией – Бронштейн и называл его Беней, хотя на самом деле так звали известного одесского налетчика, что позже подтвердил и знаменитый впоследствии Исак Бабель[18], грабивший вместе с этим Беней мелких лавочников и торговок с Привоза. А поэт Есенин[19], водивший дружбу с Троцким, чтобы не впадать в такую путаницу, за глаза называл его просто Лейбой, а не Львом, потому что маленький, злобный, в кожаной куртке, вечно размахивающий револьвером Троцкий совсем не был похож на царя животных, большого гривастого льва, даже если бы этому льву нацепить на морду пенсне.
– Вечно влезешь со своими ненужными, второстепенными мелочами, не умея увидеть главного, не соображая, где основное звено, ухватившись за которое, можно вытащить всю цепь, – раздраженно продолжил Ленин и уже по-деловому, точно, кратко и гениально прищурив глаза, спросил экономку. – Где бриллианты?
– В потайной комнате, – ответила экономка.
– В доме есть потайная комната? Где же она? – подпрыгнули на месте Ленин и Троцкий, и глаза их загорелись огнем неподдельной безумной страсти.
– В малом гостевом зале, за камином, – поджав губы, сказала экономка, невольно смущенная ленинским напором.
– Как вы об этом узнали? – вмешался Троцкий, опять не имея сил сдержать своего любопытства, обычно праздного, бесцельного и ни к чему не ведущего.
– Кшесинская никому, кроме меня, не доверяла связку ключей от комнат. Да и мне давала их ненадолго и очень