имею ввиду газету «Правда»!
У всех присутствующих отлегло от сердца. Действительно, иметь свою «Правду» – это правильно!
– Товарищ Камень! Есть ли в распоряжении Совета деньги на издание газеты?
Камень кивнул головой. Не смотря на бегство бывших заместителей исполкома Иванова и Никонова с кассой Совета, несколько пачек керенок в сейфе ещё сохранилось – купцы были умные, и понимали, что тащить всё нельзя, надо кое-что оставить для того, чтобы их сразу в хищении средств не заподозрили.
– Но ведь «Правда» – это большевистская газета. Может ли она издаваться на средства Совета? – Задал резонный вопрос один из меньшевиков, которые пока ещё сохранились в составе Совета. И сам же ответил, – не может!
Вот за что все любили Зойку Три Стакана, так это – за быстроту реакции.
– И правильно! Мы будем выпускать смешанную газету. На одной стороне газеты будет Известия Совета рабочих депутатов, а на другой стороне – большевистская «Глуповская правда». «Известия» будет редактировать Кузькин, а «Правду» – Железин.
Всем эта идея понравилась и все проголосовали за неё единогласно. Решение занесли в протокол. Кузькин, который опохмелился не рассолом, а с вечера запасённым стаканом самогона (опыт всё-таки не пропьёшь!), был в весёлом настроении духа и прокомментировал решение так:
– А на хрена попу гармонь?
Громкий стук в дверь Советов и голос с требованием отдать под арест Зойку Три Стакана и матроса Камня не дал возможности собравшимся найти ответ на поставленный Председателем Совета вопрос про гармонь.
– Надо тикать! – Решительно заявил Камень.
– А давайте наоборот, пойдём в суд и покажем им кузькину мать! – Произнёс Кузькин, всё ещё склонный к шуткам и каламбурам.
После некоторых колебаний, Зойка Три Стакана возразила:
– А что народ? Вышел он на защиту своих депутатов и революции?
Все выглянули из окон здания бывшего Дворянского собрания на Малую дворянскую улицу. Улица была пуста, если не считать милиционеров Временного комитета, кучкой сгрудившихся у входной двери в здание бывшего Дворянского собрания и отчаянно барабанивших по ней кулаками, да Агафьи, которая, засунув грязный палец в рот, внимательно следила за происходящим. Советских милиционеров, как и народа в целом, из окна видно не было.
– Народ пока не дорос до высоты момента. – Внезапно для самого себя произнёс Алик Железин.
– Правильно, товарищ! – Согласилась Зойка Три Стакана. – Нам нечего бояться их суда. И мы его не боимся! Но это будет не суд, а судилище! Народ позже, после того как произойдёт непоправимое, нам же этого и не простит! Надо уйти в подполье.
Старый алкаш Кузькин при слове «подполье» проявил склонность к ассоциативному мышлению, и заявил:
– У меня в деревне Отлив, под городом, есть старинный приятель. У него в подполье столько самогона напасено! Уууу! Пошли туда! Скроемся так, что ни одна