и пан Мирский, и пан Станкевич, лучшие солдаты, честнейшие люди! Кто остался с гетманом? Смутьяны! Почему же ты не следуешь примеру тех, кто лучше тебя, и умнее, и старше? Хочешь позор навлечь на свое имя? Хочешь, чтобы тебя назвали изменником? Загляни себе в душу, спроси свою совесть, как надлежит тебе поступить: стать ли изменником при изменнике Радзивилле или пойти с нами и драться за отчизну до последнего вздоха, до последней капли крови? Пусть земля расступится и поглотит нас за то, что мы отказались повиноваться князю! Но лучше нашим душам век в преисподней гореть, нежели нам ради корысти Радзивилла изменить королю и отчизне!
Речь эта, казалось, произвела на Роха сильное впечатление. Он вытаращил глаза и разинул рот.
– Чего вы от меня хотите? – спросил он через минуту.
– Чтобы ты пошел с нами к витебскому воеводе, который будет защищать отчизну.
– Ишь ты! А у меня приказ везти вас в Биржи.
– Поди поговори с ним! – сказал Мирский.
– Так вот мы и хотим, чтобы ты не выполнил приказа! Чтобы оставил гетмана и с нами пошел, пойми же ты! – воскликнул, потеряв терпение, Оскерко.
– Вы себе что хотите говорите, а только ничего из этого не выйдет. Я солдат! Чего бы я стоил, если б оставил гетмана. Не моего ума все ото дело, не моя воля, его. Согрешит он, так будет в ответе и за себя и за меня, а мое собачье дело ему повиноваться! Человек я простой, чего рукой не сделаю, так где уж головой… Одно только я знаю, должен я повиноваться – и баста!
– Ну и делай, что хочешь! – крикнул Мирский.
– Мой это грех, – продолжал Рох, – что велел я повернуть на Кейданы, потому мне в Биржи ехать велено. Вовсе я с ума свихнулся с этим шляхтичем, который хоть и родич мне, а такое со мною сделал, что и чужой бы не сделал! Добро бы не родич, а то ведь родич! Бога он не боится, что и коня у меня забрал, и лишил меня княжеской милости, и кару навлек на меня. Хорош родич! Ну а вы поедете в Биржи, а там будь что будет!
– Нечего время попусту тратить, пан Оскерко, – сказал Володыёвский.
– А ну поворачивай на Биржи, собаки! – крикнул драгунам Ковальский.
И они снова повернули на Биржи. Одному из драгун пан Рох приказал сесть на телегу, сам вскочил на его лошадь и ехал подле узников, все еще повторяя:
– Родич, да чтоб такое сделать!
Хотя узники не знали, что ждет их впереди, и были очень удручены, однако, услышав эти слова, не могли удержаться от смеха.
– Утешься, пан Ковальский, – сказал наконец Володыёвский. – Не такие, как ты, попадались на удочку этому рыцарю. В хитрости он самого Хмельницкого превзошел, а уж что до уловок, так тут с ним никто не может сравниться.
Ковальский ничего не ответил, только от телеги немного отъехал, боясь насмешек. Стыдно было ему и узников, и собственных солдат, и так он был растерян, что жалко было на него смотреть.
А полковники в это время вели разговор о Заглобе и его удивительном бегстве.
– Удивительное дело! – говорил Володыёвский. – В какую бы переделку ни попал этот человек, всякий