сударь.
Пан Скшетуский начал:
– «К защите твоей прибегаем, Пресвятая Богородица…» Где же тут стоит про валахов? Что ты, сударь, говоришь? Это же антифон!
– Читай, ваша милость, читай.
– «Дабы достойны мы были обетований Христовых. Аминь».
– Ну а далее вопрос…
Скшетуский прочитал:
– «Вопрос: Отчего кавалерия валашская зовется легкой? Ответ: Оттого что легко удирает. Аминь». Гм! Верно! Однако в книжице твоей странное весьма материй смешение.
– Потому что это книжка солдатская: так что к молитвам разные instructiones militares[17] прилагаются, из которых узнаешь, ваша милость, про все нации, какая из них достойнейшая, какая подлая; касательно же валахов оказывается, что трусливые из них ребята, да к тому еще и вероломцы великие.
– Что вероломцы – точно. Оно видно даже по неприятностям князя Михаила. Честно говоря, я тоже слыхал, что солдат из ихних неособенный. А все-таки у его милости князя валашская хоругвь, где в поручиках пан Быховец, очень хороша, но stricte[18], честно говоря, не знаю, найдется ли в той хоругви два десятка валахов.
– А как ты, ваша милость, полагаешь, много вооруженных людей у князя?
– Тысяч восемь, не считая казаков на стоянках. Однако Зацвилиховский говорил, что сейчас новые наборы производятся.
– Значит, даст Бог, какой-нибудь поход под началом господина князя будет?
– Поговаривают, что большая война с турчином готовится, сам король со всею ратью Речи Посполитой выступить намерен. Известно мне также, что подарки татарам прекращены, а татары о набегах и думать забыли со страху. Про то я и в Крыму слыхал, где поэтому, вероятно, принимали меня таково honeste[19], ибо есть еще слух, что, когда король с гетманами двинется, князь должен ударить на Крым и татар разбить окончательно. Похоже, так оно и будет – на кого еще такое возложить можно?
Пан Лонгинус вознес к небу руки и очи.
– Пошли же, Господи милосердный, пошли же таковую священную войну во славу христианства и народа нашего, а мне, грешному, дай в ней обеты мои свершить, чтобы in luctu[20] мог я быть утешен или славную смерть нашел!
– Ты, сударь, обет насчет войны дал?
– Такому достойному кавалеру все тайны души открою, хотя и долго рассказывать; но раз ты, ваша милость, ухом благосклонным внимаешь, тогда incipiam[21]. Тебе, сударь, уже известно, что герб мой зовется Сорвиглавец, и потому это, что под Грюнвальдом предок мой Стовейко Подбипятка трех рыцарей, скакавших бок о бок в монашьих куколях, подобравшись сзади, одним махом обезглавил, о каковом славном подвиге старинные летописи сообщают с великой для предка моего хвалою…
– Не слабее, видать, рука предка твоей руки, так что прозвали Сорвиглавцем его справедливо.
– Ему король и герб пожаловал, а в гербе три козьих головы на серебряном поле в память о трех рыцарях, потому что такие же головы на их щитах были изображены. Герб и этот