ин ему не подошел. И только под вечер увидел в уголке подходящий. Обрадовался. Взял его:
– Это по мне! Прямо в самый раз.
А Господь ему в ответ:
– Так это ж твой крест, который ты утром оставил!
II
Кислый летний дождь уныло поливает однообразные серые крыши казарм военного городка, проникает за шиворот молоденькому часовому, стоящему у краснозвездных зеленых ворот контрольно-пропускного пункта. Ворота изредка распахиваются на две половинки. И тогда из них либо выезжает большой, крытый колыхающимся брезентом жук-грузовик с полным кузовом курсантов, либо выползает серо-зеленой, мохнатой, ощетиненной стволами карабинов гусеницей военная колонна.
Будущие сержанты направляются в ближайшие леса на учения. Через час-другой оттуда слышны звуки стрельбы, приглушенные отчаянные крики: «Ура-а-а!» К вечеру замыленные и покусанные мошкарой колонны втягиваются обратно в ворота учебки.
Нынешнее лето здесь, на севере от Москвы, в закрытом городе ученых Дубне, получилось жарким и душным. Комары, мухи, мошка и прочая нечисть заполонили затерянный в лесах городок физиков-ядерщиков, работающих в институте со смешным названием ОИЯИ – Объединенный институт ядерных исследований. А учебку, в которую в конце концов после быстрых весенних проводов попал Александр Дубравин, они просто заели. Так что все с облегчением вздохнули, когда по приказу свыше прилетел тарахтящий кукурузник и окурил дустом окрестности таинственного города.
Тогда в Алма-Ате Дубравин, как и положено, пришел на призывной пункт вовремя. Предъявил повестку той самой бабе с сержантскими погонами. Она отметила его в списке и сказала, что он приписан к команде номер шестнадцать. Тут же вертелся в нелепой, почти детской кепочке с козырьком белобрысый, остриженный под ноль Витька Палахов. Он все подначивал и высмеивал длинного, ушастого, нескладного деревенского парня со странной унылой фамилией Чемолган. Спрашивал с подковыркой:
– У тебя что, папа индеец, что ли? Фамилия – ну прямо как Чингачгук!
Сидели ждали. Разглядывали двор военкомата, по которому бегали туда-сюда офицеры, прапорщики, сержанты – «покупатели», как называли их на местном жаргоне.
Шум, гам и всегдашняя русская ругань. В общем, бестолковщина.
Наконец раздалась команда на построение. Вышел молодой усатый красивый лейтенант в голубом берете:
– В две шеренги становись! Кого назову – два шага вперед.
Началась перекличка:
– Алпатов!
– Я.
– Два шага вперед!
– Бубкин!
– Я.
– Дудко!
– Который Дудко?
– Василий.
– Я.
– Дудко Иван!
– Здесь!
– Не здесь, а «я» надо отвечать…
Сашка Дубравин напрягся, как струна, ждал с секунды на секунду, что сейчас по списку выкликнут его. И приготовился отвечать молодцевато-зычно. Но почему-то его в списке на букву «Д» не оказалось. Вот уже откричались буквы «Е», «Ё», «Ж», «З». И так до конца алфавита. Назвали и Палахова, а в конце и Чемолгана. Всего сто человек. Он и еще трое таких же ребят остались стоять в шеренге чуть позади от остальных.
– Разойдись! – раздалась команда после построения.
Они сразу же подскочили к бравому лейтенанту, с завистью поглядывая на его десантные эмблемы с парашютиком.
– Нам сказали, что у нас тоже команда номер шестнадцать, – заметил Сашка, – но вы нас не зачитали.
– Ничего не знаю, – неопределенно махнул зажатой в руке коричневой папкой лейтеха. – У меня сто человек в списке. Обратитесь к военкоматовским. Может, они вас вызвали для замены в случае, если кто не явится. Такое бывает…
Обрадованный парень, стоявший рядом с Сашкой, выдохнул:
– А может, нам того, уйти, раз нас нет в списках?
– Да ну, – возразил ему Саша. – А вдруг начнут искать? Давай лучше подойдем к тому военкоматовскому майору. Предупредим его. А потом уйдем.
Так и сделали. Долго искали носатого унылого майора, который определял их в команду. Тот все носился туда-сюда по двору. Отмахивался. Но, в конце концов, выслушал. И приказал сидеть на лавочке дальше:
– Ждите команды!
Ждать и догонять – самое нудное дело. Решили: посидим часок, да и слиняем.
Они уютно устроились возле забора и принялись обедать тем, что им положили дома.
На плацу строилась очередная команда. Маленький, аккуратный, ладно скроенный офицерик с двумя бывалыми сержантами собирал людей. Если в десантной роте, в которой они до этого состояли, народ был подобран рослый, видный, то здесь, как говорится, собрали с бору по сосенке. Люди самые разные. Есть даже старые мужики. Конечно, «старые» – это громко сказано. Но для восемнадцатилетних парней переростки двадцати пяти – двадцати шести лет с густой жесткой щетиной на щеках казались старыми. Некоторых провожали жены. А у