ноябрь, и небо над горой вечерами светилось фиолетовым светом, словно чернила разлили по странице. Шагая по лесу, Хэлли и Гарри смотрели, как струйкой вьется в воздухе их дыхание. Они слышали, как копошатся в капканах пойманные кролики. Это правда: кролики плачут. Кричат как дети, испуганные и дрожащие.
Малышу Гарри было очень жалко кроликов, он хотел всех взять с собой, чтобы кормить и играть с ними. Но Хэлли терпеливо объяснила ему, что мертвец не может кормить кроликов и играть с ними. А без еды Гарри скоро умрет, как и все остальные. Она поставила точку в разговоре, твердой рукой свернув кролику шею. Затем сплела сеть из шелковой юбки, купленной в Бирмингеме, – лучше не вспоминать, что она вытерпела, чтобы заработать на эту юбку. Собственно, тем же способом она заработала и на дорогу до Бостона. Человек, который тогда увивался за ней, готов был платить даже за то, чтобы коснуться ее. Когда он получил свое, а она – свое, ей в голову вдруг пришла мысль о новом мире, который ждет ее, о девственных лесах, где высокие деревья укрывают тебя, где небо так близко, что кажется, вот руку протяни – и коснешься.
Уильям Брэди расхохотался над очередной затеей жены. Он сказал, что женщина не может ни охотиться, ни рыбачить, что она отморозит себе пальцы, только и всего, но она ушла в заснеженное поле, захлопнув за собой хлипкую дверь, и та долго покачивалась на петлях. У нее хватило терпения поймать форель в ручье, который она решила назвать ручьем Дохлого мужа. Это была не более чем мечта, фантазия, и Хэлли с Гарри часто смеялись по этому поводу, когда рыбачили вместе.
– Сколько дохлых мужей можно поймать в ручье?
– О, одного было бы достаточно!
Жаренная на черной чугунной сковороде форель имела восхитительный вкус, несмотря на то что у них не было ни соли, ни розмарина приправить ее.
По ночам Хэлли спала рядом с Гарри. Она полагала, что ребенок нуждается в ее тепле, а не то может замерзнуть насмерть. Это было недалеко от истины – Гарри имел весьма хрупкое сложение, – но этот предлог заодно позволял ей избегать близости с мужем. Уловка сработала. Уильям Брэди был так изможден нескончаемыми хозяйственными заботами, что даже не пытался спорить и претендовать на собственную жену.
В середине зимы сугробы достигали восьми футов в высоту. Почти не оставалось дров для очага. Женщины перестали разговаривать между собой. Им нечего было сказать друг другу. Они страдали от смертельного голода. Элизабет Старр совсем поседела, хотя была еще молодой женщиной. Сюзанна Партридж, мама Гарри, напоминала привидение. Мужчины уже затруднялись вспомнить, какими же такими волшебными словами Уильям Брэди уговорил их уехать из Бостона, с чего начал этот разговор. Он вроде бы сказал что-то про землю – каждый, мол, приобретет столько, сколько пожелает, сколько сможет охватить взглядом, но сейчас это никому не казалось столь уж заманчивым. Все, что они приобрели, – это землю своего поражения. Две лошади и мул издохли, а потом были съедены, судя по всему,