февраль, и вполнеба закат,
и узорочье дивных седых облаков.
Улыбнувшись светло: «Не судьба?» – «Не судьба!» —
расстаёмся. И прядь дорогую со лба
уберёшь под платок. Как мы врозь проживём
в одиночестве долгом с другими? О том
знает Бог,
да полночная эта тетрадь,
да вот эта твоя поседелая прядь…
1996
Сестрица
…И покуда весною лепечет листва,
и зимою сыпучие змеи метут, —
нипочём не забыть нам озноб воровства
в торжестве этих брачных минут.
Так однажды сбываются давние сны.
И сгущаются явью в прозрачности буден
дни покойного счастья с горчинкой вины
и ночные бесстыдства под буйством луны…
Но и этот наш грех только Богу подсуден.
Сколько ж надо железных сносить башмаков!
Свет осенний мой, путь журавлиный, —
голубой чередою, грядой облаков
уводящий в свои палестины.
Столько лет унесло,
отболело, ушло;
скоро век как сравняется вместе нам.
И куда бы ни плыть,
только б рядом нам быть.
…Да калина в лесах заневестилась.
1997
«…Кто мне глаза закроет…»
…Кто мне глаза закроет
жалостливой рукой,
кто мне лицо покроет
смертною пеленой?..
Жил на земле, летящей
в бездне времён сквозной,
рядом с любимой спящей,
женщиной и Женой.
Кто мне лицо покроет
скорбною пеленой,
кто мне глаза закроет
трепетною рукой?..
Их было много, отважно
связавших судьбу с судьбой.
И почему-то важно,
кого назовут вдовой…
2011
Московская поэма
Поэт, печалью промышляя…
…но предзимье
затягивалось; стылая земля,
растерянная, млела и томилась;
и оттепелей грязь его и сырость
слоились густо, и в густом замесе
с листвой мешались; слякотны и наги
стояли дни от Покрова до дня
святого Иоанна Златоуста,
когда ударил утренник впервые,
предзимье льдом сковавший, – и она
в двойном потоке, поскользнув, упала
на перекрёстке дымном и не встала,
задавленная насмерть; а колени,
которые – вчера ещё, иль ночью,
иль час назад – распахнуто сжимали
мужские бёдра и счастливо бились,
теперь недвижны были и мертвы.
Темнел народ одеждами. Над ними
курился пар дыханья, и клубились
дымы – сплетались, исчезали, тая, —
как ангелы витали. А под ними
она лежала мёртвая, одна.
Недвижная, нездешняя. И в лицах
темнела радость тайная, и лица
спокойны были ясные, но Бога
в них не было.
И холодочек счастья
по спинам полз распластанным зверьком:
«Не я! Не я!»
Мы