якогось кума чекають з особливого виддилу. Кажуть, що вы швидки![57] – Он забрал ведро и погромыхивая им, направился к палаткам.
– Какого кума? Браток?! Они не сказали? Из Ермаково или откуда? – Шура повернулся к Горчакову, но тот сидел все такой же равнодушный. Зевал крепко время от времени, морщась и прикрывая рукой рот.
Прошло еще с час времени, из домика вышел ефрейтор:
– Кто фельдшер, иди сюда!
В вахтовой избушке, в комнате особиста сидел лейтенант Иванов. Как всегда подтянутый, чисто выбритый и в хорошем настроении. Только сапоги изрядно испачканы грязью. Уже подсохли. Писал какие-то бумаги. Рапорт, – понял Горчаков. Вещмешки открыты и обысканы. Отдельно стояли три склянки со спиртом, закопченный котелок и банка консервов.
– Дознание будем устраивать, з/к Горчаков? Или сам все расскажешь? – бесцветные глаза особиста небрежно, нарочито лениво скользнули по фельдшеру.
– Так получилось, гражданин начальник, с дороги в темноте сбились, ночь у костра пришлось сидеть.
Иванов перестал писать и с показным интересом посмотрел на Горчакова.
– И ведь не наврал нигде! Уважаю рецидивистов! Как оформлять прикажете? Как беглых?! У вас тут хватает! Консервы, спиртом запаслись, ножичек хитро заныканый! Но главное – котелок! З/к Белозерцева как «корову»[58] брали, или вы не из таких?
Горчаков молчал, смотрел в пол. Этот лейтенант мог придумывать, что ему нравилось, з/к Горчакову с его сроком терять было нечего. Кроме того, Георгий Николаевич знал Иванова, лейтенант любил такие беседы:
– Что надоело за колючкой? Рыбки половить захотелось? А отдать Родине то, что вы ей должны?! – в голосе лейтенанта зазвучало железо, он и сам сейчас верил в то, что говорил.
А Горчаков вдруг увидел, что у Иванова есть усы. Редкие, светлые, как и брови, они совсем ему не шли. Сам же подумал «умный ты, лейтенант – про рыбалку все правильно вычислил, но, вообще говоря, мудак…». Горчаков его не боялся. Иванов это видел, и это его бесило.
Лейтенант Иванов был из бедной рабочей семьи. В 1934 году его отца, работавшего грузчиком, как сознательного комсомольца, взяли в охрану тюрьмы, и в доме он стал считаться чекистом. Через какое-то время отец начал «работать» в расстрельной команде, им дали маленькую, но отдельную квартиру. Отец рос в званиях, стал старшиной, получил должность заместителя коменданта и был награжден орденом и именным оружием. Маленький Володька очень им гордился и твердо решил идти в чекисты.
В 1937-м отец стал крепко попивать, уезжал в долгие командировки, несколько раз лежал в психушке. В начале 1938-го его расстреляли. Семье было объявлено, что отец геройски погиб при выполнении ответственного задания партии. Иванов-младший, может, и усомнился бы, ему уже было тринадцать лет, и родителя он видел, в основном, пьяным, но отца посмертно наградили орденом, а им дали большую пенсию по потере кормильца. Орден шестикласснику Иванову-младшему вручали при всей школе.
Он перестал ругаться матом и стал учиться на одни четверки и пятерки. Это было непросто,