Пас вздохнул и принялся ровнять мне кантик. – Знаешь, чего я больше всего боюсь?
– Ну?
– Попасть на базу одному. Представляешь? Все новое, непонятное, ты ничего не знаешь, а вокруг все чужие.
– Так не бывает, – ответил я. – Есть закон, по которому на одну базу распределяют не меньше двух курсантов из одного отделения.
– Точно?
– Точно, – подтвердил я. – Толик разведал, когда дежурил по штабу.
Бритва скользнула по шее еще несколькими скребущими движениями, после чего Пас отошел на шаг и придирчиво оглядел дело рук своих.
– Кривовато, – признался он.
– Да ладно, – меня утомила неудобная поза. – Главное, чтобы Ушан не цеплялся.
– Очень криво, – вздохнул Пас.
Это меня насторожило. Я попробовал оглядеть затылок в зеркало, но подробностей видно не было.
– Сейчас, подожди, – дрогнувшими губами попросил меня Пас и скрылся за дверью.
Я попробовал ощупать кантик, но ничего ужасного не обнаружил. Через минуту Пас вернулся и протянул мне компактное бритвенное зеркальце. Через него я без труда разглядел отражение собственного затылка в большом зеркале.
– Фу, напугал, – улыбнулся я. – Ну, слева чуть подровняй, и будет нормально.
– Ты не сердишься? – повеселел Пас.
– С чего бы? Равняй поскорее.
Конечно, руки у него были кривые, нечего сказать – другой справился бы со столь простой задачей и быстрее и лучше. Но у меня не было альтернативы. Пас высунул язык от усердия и поскреб бритвой левую часть моего затылка. Кожу начало пощипывать от раздражения.
– Что-то не очень хорошо получается, – вздохнул он.
Я взял с полочки зеркальце и осмотрел работу – теперь левая часть кантика оказалась выше правой.
– Не расстраивайся. – Я постарался сдержать растущее бешенство. – Еще справа сними. Только чуть-чуть.
Так он ровнял меня минут пять, при этом линия волос на моем затылке стремительно поднималась, пока не достигла критической отметки.
– Стой! – я вырвал бритву из его руки. – Чтоб тебя!
Мой затылок был похож на синий подбородок лежачего больного, которого бреют раз в три дня. Кантик проходил по уровню верхней кромки ушей.
– Извини, – Пас опустил глаза.
– Катись отсюда! – В отчаянии я был готов наброситься на него с кулаками.
Он вырвал из моей руки зеркальце и скрылся за дверью. Я обреченно ощупал колкую щетину на затылке, и жизнь показалась мне прожитой зря. Это же надо! Ведь сегодня торжественный выпуск и отъезд на базу, а вид у меня такой, что рыбы засмеют. Мне пришлось потереть нос, чтобы не пустить слезу.
– Строиться на завтрак! – взревел на плацу Ушан.
Я сунул бритву в карман новых брюк и выбрался из жилого корпуса в прозрачный утренний воздух.
– Раз, два, три, – считал командир, отбивая такт левой ногой.
На счет «десять» всему отделению надлежало стоять по ранжиру, то есть по росту. Я занял привычное место и тут же услышал хихиканье за спиной.
– Десять!
Мы