это Иезавель»[72]. Много столетий спустя римский император Комод оставил непохороненными тела убитых сенаторов; Гиббон писал, что его жестокость «пыталась проникнуть за пределы смерти»[73].
Во времена пророков бессмертие души не было общепринятой доктриной, однако едва ли можно усомниться, что мотивы и представления о смерти тех, кто отдал Иезавель собакам, были те же самые, что у Ахилла в его намерениях относительно Гектора. (И на самом деле неважно, идет речь о факте или о вымысле.) Мотивы, приводимые пророком, звучат скорее как благовидный предлог.
Позиция по отношению к похоронам или кремированию сравнительно независима от соответствующего ритуала и от мифов, объясняющих этот ритуал. Безусловно, даже в древности обряды были витально важны и для тех, у кого не было концепций или гарантий посмертного существования. В качестве примеров этого расхождения, а также для иллюстрирования широких вариаций в отношении к похоронам, рассмотрим подробнее греческий и древнееврейский тексты: «Антигону» Софокла и апокрифическую книгу Товита.
Брат Антигоны был убит в восстании против правителя, своего дяди Креона, и Креон запрещает его хоронить. Антигона говорит своей сестре:
…Я же тело брата
Похороню, и будет смерть моя
Желанною. Презрев закон людской,
Исполню долг и лягу рядом с ним,
В одном гробу, любимая с любимым,
Я не живым, а мертвым угодить
Хочу затем, что с ними буду вечно
Лежать в земле. А ты живи, презрев
Все, что святым считают боги.
Исмена:
Свято
Я сердцем чту богов, но силы нет
Противиться велению законов.
Антигона:
Ищи себе предлога… Я иду
Могильный холм воздвигнуть Полинику.
Антигона:
Равняет всех Аид.
Креонт:
В Аиде злым и добрым – воздаянье
Неравное.
Антигона:
Что свято на земле,
Считают ли святым в загробном мире?
Креонт:
И мертвый враг не может другом быть.
Антигона:
Я родилась не для вражды взаимной,
А для любви[74].
В «Антигоне» нет ясного отрицания окончательности смерти. Тем не менее, на родичей возложено священное обязательство хоронить умершего. Креон, который готов исключить мятежников даже из своей непосредственной семьи, поднимает вопрос: «Кто моя семья? Кто может заявить на это право?» У самой Антигоны нет на него однозначного ответа: когда ее ведут на смерть, она говорит, что не ослушалась бы царя из-за мужа или сына. Некоторые критики считали, что эти строки могут быть вставкой в текст (что само по себе свидетельствовало бы о культурном конфликте); однако относительно других культур известно, что ритуальные обязательства имели жесткие границы. Один индус приводил профессору Карстэсу[75] санскритский текст, где говорилось о сыне как о