внезапно почувствовал, как его серебряный нательный крестик, который он не снимал уже много лет, висящий на шелковой веревочке, раскалился так, что чуть не обжег ему грудь. Монах с удивленным восклицанием схватился за него, распахнув рубаху, а исчадие замер, с мстительной улыбкой наблюдая за действиями супостата.
Андрей достал крестик и ощупал его, ощупал грудь – нет, грудь не обожжена, нет следов ожога, крестик был холоден, как и до того. Улыбка исчезла с тонких губ исчадия, и он еще раз попытался убить монаха заклятием:
– О Саган, Господин мой! Убей нечестивца самой страшной из мук!
Крестик в руке Андрея снова нагрелся так, что ему стало трудно держать его – но следов от соприкосновения с телом, с руками никаких! Монах удивился – видимо, такая реакция при соприкосновении креста с его телом происходила, когда исчадие возносил молитву своему кумиру.
Кстати сказать, Андрей вспомнил – он всегда чувствовал, когда подходил близко к храмам Сагана или к исчадиям, что крестик нагревался, но списывал это на субъективные ощущения: показалось, мол. И только когда исчадие выплюнул концентрированную злую волю в виде молитвы к Сагану, крест чуть не раскалился. Раскалился ли? Ведь следов-то ожога не было!
Андрей окончательно запутался в этом чуде и решил оставить обдумывание до лучших времен. Ну чудо и чудо. Удобное чудо. Теперь он мог чуять исчадий прежде, чем их увидит. Даже в полной темноте. Даже если они сменят свои обличья и притворятся обычными людьми – а вот это ох как важно!
Исчадие заметил его манипуляции с крестиком:
– Ах вот оно что! Один из боголюбцев объявился. А я думал, что мы искоренили вас всех, слащавых рабов божьих! Вижу – нет. Чего тебе надо от меня, нечестивый? Если бы ты хотел убить – давно бы убил. О чем хочешь говорить? Может, я могу чем-то тебя заинтересовать? Деньги? Еще что-то?
– Я хочу знать, почему вы стали служить Сагану. Почему вы стали такими?
– Да ты глупец! Саган – это власть, это деньги, это все в этом мире. И в отличие от твоего Бога он не требует быть его рабом!
– Что за чушь?! Ты же без его ведома и шагу сделать не можешь. И вся сила у тебя от него – и ты говоришь, что не раб ему?
– Нет, не раб. У нас с ним как бы договоренность – я служу ему, он платит мне за службу. И надо сказать, щедро платит! Я могу иметь все, что я хочу, – деньги, женщин, лучшие кареты, власть, могу убить любого по моему желанию, кроме тех, что служат Великому Господину, и мне за это ничего не будет! Я могу делать все, что не противоречит воле Господина, – таковы условия договора. И ты спрашиваешь, зачем мы идем ему в услужение? Ты трижды глупец тогда. Я тебе предлагаю, боголюбец, отрекись от своего Бога, плюнь на крест, принеси клятву верности Сагану, и ты будешь с нами, в первых рядах у нас! Ты будешь богат, силен, здоров, ты будешь жить двести лет и больше – как позволит Господин. Я не знаю, почему на тебя не действует мое проклятие, но, может, это как раз воля нашего Господина, он позволил тебе пленить меня, чтобы ты уверовал в него. Мы тоже нужны нашему