в котором ползала парочка смердючек. Столь неблагозвучное название получили странные животные, похожие на толстых змеек, с неизменным аппетитом поглощавшие любые отходы человеческой деятельности.
Плотогоны готовили плот к отплытию. Элегор, впечатленный свиданием с туалетом, удивленно заметил Трафа, цепко следившего за процессом и пресекавшего любые попытки сачкануть:
– Чисто-то как у вас и на плоту и вообще.
– А то! – не без гордости согласился мужик. – Как же иначе? Русалки, они в дерьме и грязи жить не любят, ну да кому ж это по нраву? Враз на другое место уплывут. И куда мы тогда без них? На мель сядем.
Элегор мог только восхищаться тем, как симбиотические взаимоотношения повлияли на людей, которые частенько оказывались одной их самых грязелюбивых рас (если не считать гигантских навозных червяков в каком-то захолустном измерении – ради дерьма они разводили драконов). Сам бог, в котором текла изрядная доля эльфийской крови, а прочих кровей оказалось намешано столько, что не перечесть, унаследовав от человеческой линии предков бесшабашный нрав и страсть к приключениям, неряхой не был. Во всяком случае, в трезвом состоянии организма. И человеческая способность с фантастической скоростью заваливать дерьмом все, что только можно, выводила его из себя. Это раздражало Элегора настолько, что несколько ныне полупустынных миров были обязаны своей малой заселенностью герцогу Лиенскому. Потопы, землетрясения, ураганы и прочие стихийные бедствия молодой бог насылал потому, что предпочитал созерцание природного хаоса безобразному творению человеческих рук.
А вот Вальмора Элегору понравилась. Здесь умели не только варить сносное пиво, но соблюдали некоторые нормы приличия по отношению к миру и его обитателям. Похвально, что, пусть и руководствуясь коммерческими соображениями, а люди все же не считали себя центром Вселенных.
Смотав в бухты просмоленные канаты, удерживавшие плот у пирса, плотогоны вложили весла в уключины и взялись за шесты. Дружно ухнув, отошли от пристани и, искусно лавируя среди массы других плотов, вывели судно из Вальморской гавани на речной простор.
По водной глади бежала мелкая рябь. Солнечные лучики и голубое небо, смотревшееся в воду, дробились на мозаичные кусочки. Плескались мелкие рыбешки, уверенные в том, что плотогонам пока не до рыбалки.
Кэлер и Элегор, опустив ноги в прохладную воду, сидели у края плота и любовались идиллической картиной. На отрешенное созерцание красот природы был способен даже герцог Лиенский, правда, надолго состояние умиротворения, чуждое буйной натуре бога, его душу не посещало. Свежий ветерок хулигански трепал длинные волосы мужчин, и без того не позаботившихся о прическах.
Покой покинул Элегора, когда справа от плота раздался сильный всплеск, потом еще один, а затем кто-то пощекотал пятку герцога столь умело, что мужчина дернулся от неожиданности. За бревна плота ухватились тонкие изящные ручки, унизанные браслетами из мелкого речного жемчуга