я – оттуда, из призрачной, ирреальной, размывчатой глубины. Смотрит холодным, немигающим взглядом. Кто-то неимоверно чужой и неимоверно древний, хорошо помнящий времена, когда по этим прибрежным плитам ступала нога не человека, но лапы и копыта давно исчезнувших существ. Исчезнем и мы – останется этот поток, эти камни… И Тот, Кто Живет В Глубине.
А потом громкий плеск рыбины заставит вздрогнуть, и наваждение рассеется…
Октябрь в этом году на редкость теплый… Отправляйтесь на рыбалку, не пожалеете. Не просто посидеть с удочкой на берегу городского пруда – на настоящую, с ночевкой у костра, рыбалку в хорошей компании. Думаю, вам доведется услышать кое-что интересное – когда почти опустеют бутылки и отзвучат правдивые рассказы о во-о-о-от таких рыбинах.
Каждый, проводивший много времени на безлюдных берегах водоемов, сможет поведать хотя бы одну историю – загадочную, тревожащую, будоражащую воображение. Их редко рассказывают в иной обстановке – в теплых и светлых квартирах странные случаи воспринимаются по-другому, вызывают лишь снисходительную усмешку. Но когда цивилизованный, упорядоченный, правильный мир сжимается до размеров трепещущего светового пятна от костра, а вокруг мгла, наполненная непонятными звуками и скрывающая неизвестно что – материализм и рационализм уступают место первобытному страху перед темнотой и неизвестностью. Потому что темные воды рядом с вашим костром могут неожиданно взбурлить, раздаться, и…
Тот, Кто Живет В Глубине, совсем рядом. Зеркальная поверхность реки или озера – граница двух миров, непрочная и зыбкая. А мы подошли к ней слишком близко…
Хотите знать, что там, в глубине? У меня хватит историй до самого рассвета. Доставайте из рюкзака последнюю бутылку, усаживайтесь поудобнее…
Дело было так…
Что? Кто громко плещется там, в темноте? А вы сходите, проверьте…
Вода это жизнь – затертый до банальности афоризм. Но понимать его можно по-разному. Жизнь человека, да и любого существа невозможна без воды. Но в глубине вод есть своя жизнь… Иногда очень странная. Иногда страшная…
Многие тысячелетия вода манит людей, начиная с далеких обезьяноподобных предков, предпочитавших не уходить далеко от речки или озерца, от водопоя. И многие тысячелетия вода пугает людей – начиная с тех же предков, хорошо знавших, что в любой момент поверхность может взбурлить – и из глубины покажется оскаленная пасть Хозяина Вод. Хорошо знавших, но обреченных вновь и вновь возвращаться на берег.
Так и я вновь и вновь возвращаюсь на берег моря, или глухого лесного озера, или к тихому речному омуту, или к давно заброшенному колодцу, – чтобы вновь встретиться взглядом с Тем, Кто Живет В Глубине…
…Ветер совсем стих, хорошая ночь сегодня. Давайте-ка вместе – не дожидаясь рассвета – прогуляемся к реке, постоим на берегу, посмотрим на темные воды. И попытаемся увидеть тех, кто шумно плещется во мраке…
Виктор Точинов
Кингисепп, Ленинградская область
21.10.2006
Драконоборец
(Повесть)
I. Озеро: Смерть на закате
Валера погиб на закате.
На таком же закате, когда нижний край багрового солнца только-только касался верхушек крохотных далеких елей… Погиб именно здесь, на затерянном в карельской тайге озере.
– Это где-то тут, надо поискать, следы должны остаться… – Пашка открыл дверцу и вылез из уазика. Лукин тоже поспешил наружу и внимательно посмотрел вокруг.
Место красивейшее, и самый роскошный вид открывался именно отсюда – с почти безлесого, увенчанного несколькими шишкинскими соснами холма, спускающегося к большому заливу. Залив отделяла от озера цепочка отмелей-луд (в двух-трех местах над водой выступали черные камни, а на вершину самой высокой луды нанесло земли, она превратилась в островок, зазеленела травой, выросло даже несколько невысоких березок). Безлюдье…
Лукин вдохнул полную грудь свежайшего воздуха и не стал задавать Пашке давно вертевшийся на языке вопрос: “Зачем Лариска с парнем в эту даль поперлись?” Ответ перед глазами: где же еще найдешь такое берущее за душу место…
Следы действительно обнаружились быстро и рядом, под росшими на отшибе от леса четырьмя соснами-великанами: отпечатки новеньких протекторов “Нивы”, кострище, ямки от колышков палатки. Чуть поодаль – следы других колес, надо думать, оставленные милицией.
– Здесь и остановимся, на том же месте, – сказал Пашка и взъерошил шевелюру характерным, совершенно не изменившимся за годы жестом. Только волосы стали седые… Пашка – и седой, надо же… У самого Лукина лишь начали седеть виски.
Они молча устанавливали видавшую виды брезентовую палатку, молча вытаскивали из машины и раскладывали вещи – но разговор назревал, очень неприятный для Лукина разговор. Он начал его сам, когда они с Пашей, закончив с обустройством временного лагеря, вышли к озеру.
Место не просто красивое, оно кажется мирным, спокойным и безмятежным.