двор, запряг коня в кошеву. Дело было семнадцатого декабря. Принёс кошму и тулуп, уложил в кошеву на последнем дне беременности охающую супругу, сверху накрыл медвежьей дохой. Шурин его был штатный охотник колхоза «Ламский» и дарил доху сестре на свадьбу. Зима была малоснежная и сани, кошева, шли по голой почти земле плохо. Отец еле-еле, упираясь в спинку кошевы и тем помогая лошади, довёз роженицу до станции. Там он нашёл в звене колхоза колёсную телегу, перепряг лошадь в телегу и повёз роженицу дальше. Возле деревни Елань под сенью елей, темно и грозно стоявших пообочь дороги, она начала рожать. Она родила сына на морозе, и отец решил, что надо попроситься к кому-нибудь на ночь, чтобы дорогой не заморозить новорождённого. Он постучался в первую избу Елани, там шла свадьба. Он постучался во вторую избу Елани, там все ушли на свадьбу. В третьей избе приняли мать и ребёнка и уступили им печь. На печи они пролежали три дня, и ребёнок, потея, весь покрылся пупырьями. На четвёртый день у отца нашлись свободные минута и конь, и он приехал. Ребёнок вырос заторможенный и ещё два раза в зимы примерзал к снегу уже будучи взрослым, примёрз до инвалидности.
Далее. На пятый день утром тётя вышла покормить любимых куриц и увидела, что Мони на столбе нет. Она решила, что он подох, замёрз и свалился под столб. Она сходила под столб, но своего чёрного-мохнатого там не обнаружила. Когда она вернулась к крыльцу своего дома, Моня вышел к ней, беззвучно открывая рот. Тётя поняла, что он лишился голоса, и это плата за трусость. Вероятно, кот на столбе стал впадать в обморочное состояние и, уже не владея собой, с него свалился и при ударе о грунт очнулся.
Сидящих на столбах в старину называли столпниками и молчальниками. Таков и тётин кот.
Мы обернулись на него, а он уже терзал у забора пойманного воробья. Воробей был весь в крови, но ещё пищал и пытался ускользнуть по яркой изумрудной траве. Моня придавливал его лапой и отпускал, как всегда играют кошки. И снова придавливал.
Я обратила внимание, что на кусте рябины, росшей во дворе, не алеет ни одной ягодки.
– Нно! – сказала тётя. «Но» по-нашему означает «да». – Нынче пошто-то везде рябины стоят без ягод. Как-то даже не по себе от этого.
Алексей проснулся около шести утра и, взглянув в окно, увидел медленно подъезжающий «Порше» Нины. Она позвонила в его номер по внутреннему телефону.
Вскоре он уже шёл к машине. Нина предложила ему кофе в термосе и бутерброды и сказала, что Александр Игоревич заседал в ресторане с друзьями чуть ли не до пяти утра, и она улизнула из спящего дома потихоньку, ведь он собрался сопровождать их. Она взяла с собой две видеокамеры, дозиметр, громкоговоритель, вальтер п99, спутниковый телефон, трос. Всё, что пришло ей в голову. Алексей молча напился отличного кофе, и они поехали по просыпавшемуся солнечному Славлю.
Они долго молчали, раздумывая о том, что древний город с его старинными храмами и башнями, и сверкавшими разноцветными отражениями новыми высотными зданиями